Надгробная плита и то не та.
Гроб не такой, но всё таки зарой.
У одиночества рождалась пустота.
Гермафродит сознания — покой.
Святой убийца. Честный провокатор.
Локатор цепких рук хватает всех.
Пьёт пессимист за жизненный успех.
И я в стандартной теме не новатор.
Есть узурпатор веры — червь мечты,
с которой ты на ты под одеялом.
И вроде кажется — мечтаем мы о малом.
На кухне расцветают как цветы,
у газовой плиты камфорки с газом.
То бледно — синие, то с жёлтым лепестком.
Знаком фонарь Луны с подбитым глазом.
Горячий чай, с каким то холодком
от сигарет ментоловых. И липко
приклеена улыбка на лице.
Когда вокруг подлец на подлеце
нам очень страшно, холодно и зыбко,
в песках зыбучих, жизненных проблем,
которые нас топят в обиходе.
Не зря наверно говорят в народе —
Кто сытый — тот всегда и глух и нем.
Он лишь затем читает эти строчки,
чтоб ставить точки ( их обычно три )
Молитвы раз пятнадцать повтори.
Они тебя согреют в тёмной ночке.
А с мёдом бочки дёготь заливает.
Снимает проститутку верный муж.
Из стужи снег змеёю заползает
в пустые души.
Не берись за гуж,
не прыгай, если — » Гоп » ещё не сказан.
Наказан сын — весь день стоит в углу.
Гостям постель постелим на полу.
По локоть кровью и гавном измазан
палач и врач — проктолог.
Слишком тихо —
когда заснуло лихо. ( Видит сон )
— Вы громко говорите! Сбавьте тон!
Из камуфляжа саван шьёт портниха
для рядовых солдат.
Не нужен мат,
чтоб описать вам всем простое блядство.
Наследство обеспечит тунеядство.
А вот когда дела идут на лад —
подлянку ждите или выстрел в спину.
Наполовину мёртв, частично жив.
Мозг вытекает гноем как нарыв.
На похороны скиньтесь по алтыну.
И я застыну соляным столбом,
с разбитым лбом об стену неприязни.
— Товарищи, подъём! Сегодня казни!
Вопрос поставлен сломанным ребром.
Паром знаком. Паромщик сам Харон.
Урон врагу, сравнимый с харакири.
Как интересно быть мишенью в тире.
Ваш смех такой же точный как патрон.
Со всех сторон — глаза и рты и уши.
Кликуши, критики и просто голоса
толпы чуть потревоженной.
Леса
из трёх деревьев. Только два часа,
на то, чтоб починить все паруса
и ветер выловить из этой тихой бухты,
хотя бы на живца.
Овал лица
закрыт картонной маской. Кормят сказкой.
А путь домой — препятствий полоса.
Гримасы, мины, на дороге мины.
Щетины сбритой с рожи синева.
Где деньги — там и сила и права’.
Адам был Богом вылеплен из глины
и сразу очарованный Лилит,
стал знаменит, ведь он — первопроходец,
по странам секса.
Груз могильных плит.
Могилы чёрной холодит колодец.
( Ведь он без дна ) А дело — сторона.
Вина доказана заочно. ( Это точно! )
Молчание как и слова — порочно.
А веры нет! И комната тесна!
Блесна блестит. Её хватают щуки.
Ломают руки — сунув не туда.
И мы не оставляем ни следа.
Дрова незнанья в пламени науки.
— Заткнитесь, суки! Слово — это ложь!
А шепот — это нож воткнутый в спину.
Наполовину лишь решён вопрос.
Плевок как взнос. И дым от папирос,
дополнит нам вечернюю картину.
Ангину лечат водкой. Рваной глоткой
пробулькали протест. Но нету мест
в холодной камере. Но проведён арест.
И прозвучал рассказ военной сводкой.
Доводка лезвия на коже тихих слов.
Отлов собак бродячих, тощих кошек.
Стрельба точнее — если выстрел с сошек.
Минутами пробит месяцеслов.
Улов — карась. Вампир — самоубийца
упал крестясь. Крутилалась карусель.
Отличие индейца и индийца
в одной лишь букве. Накрывает хмель.
Иду смеясь. В лицо попала грязь.
Смеясь утёр. В отместку плюнул тоже.
До дрожи зацепила строчек вязь.
Но в этом признаваться нам не гоже.
— О, Боже! — громко крикнул атеист.
Актёр играл себя как персонажа.
Пенсионер без пенсии и стажа.
По Аду шёл доверчивый турист.
Стандартный лист с жестоким приговором.
Стал вором и убийцей пацифист.
Священник пел весёлый акафист —
он положил на всё давно с прибором.
С убором головным, но без штанов,
из снов приходит Фредди. — Здравствуй, леди!
Холодный труп на праздничном обеде —
привычный сухпаёк.
Вопрос не нов —
Ответ готов из нецензурных слов.
Голов разбитых мало. Толоконных —
намного больше. Сколько незаконных
детей усыновить ты был готов,
когда женился на продажной вере?
В химере — когти и огонь и яд!
И совесть искусает всех подряд.
Обряд замешен на простом примере —
за око око.
Щёлкает сорока
железным клювом. ( Это как протест )
И как всегда в автобусе нет мест.
И тест полоски выдаёт до срока.
( Ведь Муза — это девственная блядь,
готовая давать любым уродам! )
Час ожиданья кажется нам годом —
но мы готовы даже годы ждать
укола в вену или перемену.
Об стену кулаком — я верю в боль!
Я минус, но умноженный на ноль.
Опять с похмелья сяду на измену.
Полено, заражённое огнём —
сдыхало в муке.
— Замолчите, суки!
Мы лучше понимаем с каждым днём —
пробелы и неточности в науке.
Мы режем руки.
Битое стекло
как воск стекло — растопленое светом.
Не торопи меня сейчас с ответом!
Во мне сидит разбуженное зло!
Нам повезло. Мы слышим слишком плохо.
Мы избирательны, но избирают нас.
И вновь попал удар не в бровь, а в глаз.
И началась повсюду суматоха.
А кто то лоха хочет обмануть.
Кривой наш путь. Куда ведёт дорога?
Ведь мы пока прошли не очень много.
Так отвернись, останься и забудь!..
Есть выстрел в грудь
и в спину. ( Это — кара )
Когда не ожидаешь ты удара.
И всё куда то катится как ртуть.
В глазах лишь муть. Сознание на части.
Минута тишины. Кулак на счастье
в кармане сжат. Нас догоняет мат.
У ваты — голос. Развалился колос
на зёрна под ударами цепа.
Тупая боль ложится на затылок
так нежно, словно матери рука.
И гладит нежно.
Это неизбежно —
когда над головой сонм чёрных птиц,
то змеи выползают из петлиц
врачей военных.
Мыслей откровенных
течёт неразбодяженная суть.
Убей, забей, прости и позабудь!..
В плену вещей заманчивых, но тленных —
мгновенья снов. Стабильностью основ
стоят столбы и дыбы. Эшафоты …
Мне не понятны эти обороты.
И я в плену своих кошмарных снов.
Хочу проснуться …
Гнутся ветки ели.
На них лёг снег. Семь пятниц на неделе.
Пробелы в деле. Что же вы хотели,
без обязательств выдав мне аванс?
В наушниках играет тихо транс.
Лежит мертвец на цинковой постели …
Пастелью нарисованы огни.
А дни идут ( бесцветные они )
своей порой. Кровь делится на группы.
И пир горой. Съедают черви трупы …
© Сергей Высокополянский