Садилось солнце, и меж ветвей еловых
Мелькали его острые иголки,
Коля плоды ветвей стволовых
И разжигая пятнами пригорка
Обледенелый, твердый грунт.
И, нежась в солнца отголосках
Последних, чайка ледяная –
Как будто белого кусочек
Воска,
Такая сирая и злая,
Порхает и танцует ладно
Среди вечернего наброска
Настроенья.
И за собой ведет она голубоватым вихрем,
На тоненьком своем хвосте
Ветрило северное, сильно
Качающее в вышине
Младые облака.
Их бледно-серые тельца
Рисуют в небе два кольца –
О браке тут же вспоминая
И милую воображеньем представляя,
Он вспоминает дочь свою,
Что «Хельга» некогда, крича,
Ее на улицу манила детвора.
Собрав все сети воедино
И полное ведро с земли
Подняв,
Проходит берега он мимо –
Морского брега рубежи.
— Прощай, Великая вода,
С тобою завтра поутру
Нам встретиться велит судьба:
Моя судьба как рыбаку,
Твоя – как полная богатств
Пучина.
А дома дочка приуныла,
В окно смотря, мой тихий ход
Скорей надеется дождаться.
И сам я жажду наслаждаться,
Как глас ее младой споет
Мне песню.
Она лежит и день, и ночь,
Подарков скромных ожидая
От меня,
Ей убежать далёко, прочь
Трудом является печальным.
— Ты мудр, добр и не жаден,
Когда под утро иль под ночь,
Свои кидаешь в воду сети,
Что раскаленным цепям в точь
Бурлят водой,
Кипя, искрясь, играя
Морей порядочных волной.
И потому тебя насильно
В пучине океанских вод
Держать тебя не стану, с миром
Ступай, и пусть ничуть не длинной
Покажется дорога, небосвод
Ее пусть обливает
Потоком ярких, дивных звезд.
Была извилиста тропинка,
И, словно бусинки и бляшки,
Краснела вдоль нее брусника,
В темно-зеленые рубашки
Завернувшись.
Закрылась в сочные панамы
Утопшая меж трав кубовых желтизна –
И от чужого взора многогранность
Свою скрывая, одуванчика цвета
Ночуют.
И ели с соснами, не поделив чего-то,
Под лунным заревом воюют.
И небо чуть слегка заплакав,
Роняет слезы на тропу,
Но северных краев морозы
В снежинки превращают ту слезу.
Слегка пожухшие от хлада
Цветы в букет он собирал
И, стебли ландышей лаская
И ели пышной услащая
Лапу,
Цветки и ветки он срывал.
Он шел так медленно и тихо,
Что самый чуткий в мире зверь
Не услыхал бы, не увидел
Следов его.
А вот и дверь.
— Ну здравствуй, дочка, как сегодня
Ты время в доме провела?
Была ли ласкова с тобою
В углу горящая свеча?
— Отец, ты знал бы, как я рада,
Что ты открыл тугую дверь,
Мне большего совсем не надо,
Лишь был бы ты со мной теперь.
— Теперь, вчера и завтра
Я буду дивный взор ласкать,
Твой темно-карий целовать.
И лишь тебя одну, родная,
За бледно-ангельскую длань
Держать.
— Тебя обнять я так желала,
Вот только… если бы я встала…
— Лежи, принцесса, не вставай. –
И с этим словом он поднялся,
Достал из сумски скромный пук.
Как тут же где-то заигрался
Душисто-свежий леса дух.
— Спасибо, милый мой отец!
Ты жизнь приносишь в наши стены,
С тобой я верю, не конец
Настал для нас. Ты непомерны
Творишь дела.
— Ну полно, ласточка моя
И дочь заснеженных моя
Родных краев.
Не знает девушка, как может быть силен
И как может быть ароматен
Мужчина, ведь бедная она
Уж года три прикована к кровати.