она сидела, прям на краю
курила одну.
детские клятвы канули
к небытию.
но тут её торкнуло
форма стала неотделима от слов,
мир снизошёл до основ.
приобняло стойкое ощущение яви (как сон).
она вспоминала тех, с кем делалось хорошо.
понимала, что жизнь — игра, а боль — инструмент.
в голове опять,
вертелся лишь Поль Верлен, Ролан Барт и Бодлер,
и литинститут, брошенный
по весне.
минуты, уж лет так двадцать,
делали чудо: поднимались блины, шли временами дожди, под звёздным июньским небом
загадывались мечты, аж
закатывались глаза,
и ведь даже не от
духоты.
юность…
было всё равно на страну.
она сидела курила одну —
смерть позволяла курить.
и сидела с ней на полу.