ЧАСТЬ 1
La tranquillité est ma seule condition, l’insolence est une blob dans la mer du calme-Спокойствие — это мое единственное состояние, дерзость — это капля в море спокойствия.
Способно ли душевное состояние затмить разумные мысли?
1
Опять будни, опять работа и опять одни и те же лица в этом кафе. Время 9:00, но никто не стоит за выбором выпечки около кондитерской витрины. Пахнет карамелью, чаем со вкусом ванили и фисташковым мороженым. Казалось бы, запах достаточно вкусный и привлекательный, он доносится до маленького ларька, через дорогу и люди должны были уже делать заказ около моей кассы, однако этого не произошло. Это странно, обычно я обслуживаю людей с 8:00, но видимо сегодня исключительный день. Я в сотый раз протираю витрину и выкладываю по-новому кулинарные изделия. На вид они довольно вкусные, но мне не нравятся такие шедевры. Их не готовят в отдельном помещении за кассой, которая именуется «кухня», их не выпекает кондитер своими руками, не украшает пастилой, не вкладывает душу в эти самые шедевры. Нет, их просто заказывают с завода. Потому они мне и не нравятся. За два года работы здесь, я начала различать вкус выпечки, которая сделана своими руками и вкус «выпечки» с привкусом механической обработки. Каждый раз я смотрю на людей, которые покупают у меня сие чудо и начинают его есть, сидя за столом, запивая кофе или чаем. Они получают удовольствие, а я ухмыляюсь всей этой ситуации.
Зазвенел колокольчик, что висел над дверью, и у меня сразу сработала реакция. В день звон колокольчика я слышу очень часто, иногда он остается у меня в голове, даже после окончания смены. Такой бесящий звон, рвущий душу и мешающий нормально мыслить. В помещение вошел мужчина, на вид ему можно дать лет шестьдесят, но по прошествии долгого времени я смогла много о нём узнать, даже его настоящий возраст и место жительства, только одну деталь я никак не могу выяснить. Спросите откуда, я это знаю? Этот мужчина посещает данное кафе с того самого момента, как я только начала тут работать. Можно сказать, что я его выучила наизусть: морщины по всему лицу, волосы цвета пепла от сигареты, именно от сигареты, такого тёмно-серого с чёрными прядями, серые глаза, которые идеально подходили к цвету волос. Высокого роста и среднего телосложения-Мэйсон Баррингтон всегда такой опрятный и строгий, ворчливый и до жути скучный. Хотя, бывают с ним и весёлые моменты, он умеет шутить, а его истории из жизни расслабляют, и унылая атмосфера в этом помещении становится уже не такой унылой. Баррингтон живёт один, не знаю, может его жена умерла, или просто исчезла из его «мирка», но в любом случае, он рассказывать про свою личную жизнь не хочет. Зато вечно действует в мою сторону исподтишка с личными вопросами. Кстати, он работал следователем или детективом, точно не помню, но его бывшая профессия всегда меня привлекала. Но если всё это исключить, то он меня до жути бесит, но не выгонять же клиента, даже если он противный?
-Доброе утро, Мэйсон. Сегодня на улице холодновато, в последний раз так было в прошлом году. -Поворачиваюсь к нему, бросая взгляд на его внешний вид. — Вам как обычно кофе?
-Погода действительно плохая, а в плохую погоду нужно согреваться, поэтому да, налей мне кофейку, милочка. — Пробормотал Мэйсон, отряхивая свою одежду от городской пыли, которая слоем покрыла его кожаную куртку.
Вот и доброе утро прошептал мне собственный же голос. Хотя, какое «доброе утро», разве оно когда-нибудь бывает «добрым»? В моём случае-нет. Папочка говорил, что утро становится таким, каким ты изначально его начнёшь. У него утро было всегда не положительным, так мне казалось. Не потому, что он вечно работал, и у него не хватало времени на меня, а скорее из-за того, что его вечно что-то беспокоило. Так беспокоило, что он посмел уйти в мир иной и оставить меня без очередного глотка воздуха.
-Я слышал, ты собираешься ехать к своей матери? — Спросил он, подняв левую бровь.
-Да, откуда вы знаете?
-Я знаю все, милочка. — С такой ухмылкой ответил Баррингтон, что у него образовалось некая ямочка с одной стороны лица, поднялась верхняя губа, и я смогла разглядеть металлического, поблёскивающего и молочного цвета зубы.
Я ставлю ему кружку с кофе на стол, который находится рядом с кассой, и наблюдаю за тем, как он перебирает мелочь в руках. Смотрю на него, и мне становится одиноко, то ли от того, что он одинок и мне его жалко, то ли от того, что я скучаю по своему отцу. Первый вариант, думаю я и сразу отбрасываю эту мысль. Жалко, он остался один и может даже понятия не имеет, что произошло с его родными людьми. Я тоже этого не знаю, но мне кажется, он их очень любил, а они его. Может и вовсе у него всё хорошо, и он просто не хочет раскрывать свои карты — личной жизни.
-Вот, держи, милочка. — Протягивает мне руку с мелочью, а я, не касаясь его большого кулака, забираю деньги.
-Я хотела бы у вас спросить кое-что достаточно личное. — Говорю тихим голосом, облокачиваясь на стол и держа в кулаке его частичку, которая представляет собой обычную мелочь.
-Значит вы всегда спокойная. — С серьёзным голосом отвечает старикан. Голос его был жёстким, как наждачная бумага и у меня из-за этого пошли мурашки по коже. Приятные мурашки?
-С чего вы сделали такой вывод? — Удивительно, он всегда может знать обо мне всё, даже то, чего не знаю я. — Хотя я, если честно не удивлена.
-На руке татуировка. — Глотает кофе, смотря на мою татуировку с достаточно большим интересом, видимо она его сильно привлекла или что-то напомнила.
-La tranquillité est ma seule condition, l’insolence est une blob dans la mer du calme, совсем про неё забыла, хоть и сделала недавно. Она стала моим смыслом, но порой этот смысл бывает забывчивым, как вы уже заметили. — Опуская взгляд и смотря на его руки, которые сжали кружку с кофе, ответила Баррингтону.
-Порой не только смысл бывает забывчивым, но и люди. Как бы прискорбно это не звучало, но это так.
Поникла минута молчания. Я смотрю в окно, что находится напротив моей кассы и на душе становится тепло от погоды, которая внезапно поменялась с прохладного ветра на тёплое солнце — цвета осеннего листа. Пока смотрела в окно, осмысливала свой вопрос, который хотела бы задать Баррингтону. Я не стремилась узнать ответ, но всё-таки хотелось. Хотелось успокоить свою душу.
-По поводу личного вопроса… я понимаю, что вы не желаете обсуждать данную тему, но мне иногда становится плохо за ваше состояние.
Знаю, что Баррингтон тот ещё противный старикашка, но он единственный клиент в этом кафе, с кем я общаюсь так близко и мне не хотелось бы его терять.
-Я понял о чём ты хочешь у меня спросить, но твоя жизнь можно сказать «только начинается» и поэтому не стоит забивать голову переживанием о других людях. — Отвечает Мэйсон, согревая руки об свою кружку и вдыхая аромат молотого чёрного кофе. Его нос от кофейного пара, сразу сменил оттенок с малинового до тёмно-бежевого.
-После смерти отца, моя жизнь стала чуточку серой, и переживать мне практически не за кого. — Вздыхаю я.
-А как же твоя мать?
-Я её люблю, но навещаю редко, и у меня нет таких сильных чувств, какие были к отцу. Не смотря на то, что с отцом мы общались не часто из-за его вечной работы.
-Твой отец выполнял большую работу, публикуя и печатая различные новости из СМИ, да и не только. Его работы были правдивы, он не пытался замять какое-либо преступление или дело политического, социального характера, за это я его, конечно, уважал и уважаю до сих пор.
-Само собой. Он считал, что будет не уважением, если начать тыкать ложь людям в лицо. Но как видите его доля правды, как капля в лживом море.
-Я начинаю догадываться, зачем ты сделала такую татуировку.
Он приблизил кружку к своим губам и глотнул черную массу. Его пряди вместе с кружкой отдалились в одном направлении, и я заметила небольшую улыбку. От этой улыбки и мне захотелось сделать также, она была доброжелательной и тёплой. Похожая улыбка была у моего отца, я навсегда её запомнила. Умирая и на память, он решил оставить лишь её на своем теле. Его бледная плоть лежала в чёрном костюме с белыми манжетами на рукавах, на красном полотне шёлкового материала. Вены выступали на руках и на шее, а веки закрытых глаз образовали лишь фиолетово-голубые впадины. Волосы были шоколадного цвета с серыми прядями, сильно залаченными и одним целым свисали на правый глаз. Губы бледно-красного оттенка, явно покрашенные губной помадой, дабы создать эффект ещё живого человека. Они были напряжены, но его улыбка говорила о другом. Она была естественная и в какой-то степени мрачная.
-В моей татуировке есть лишь отражение мнения отца. А так, она просто описывает моё состояние по жизни.
Ложь.
Я скучаю по своему отцу. Когда он умер, моя жизнь кардинально изменилась, я, будто потерялась в этом мире. И иногда мне кажется, что я от него очень зависела, из-за чего не могла быть самостоятельной и всегда вешала свою ответственность не на того, на кого стоило бы. Может, поэтому я так беспокоюсь за Мэйсона Баррингтона, может, я в нём вижу своего папу и нуждаюсь в зависимости?
-Мэйсон Баррингтон, у вас есть дети?
-Джуди, я знал, что ты можешь задать подобный вопрос, но не настолько личный. Моя семья — это моя семья, будет неправильно, если я стану впутывать в это чужого человека.
На его лице образовалась скорбь и злость. Я видела его таким только тогда, когда он спорил с мистером Бонефонгом в этом кафе. Они поспорили по пьяни, а во время такого состояния споры бесполезные.
-Но вы ведь сами задаёте мне подобные вопросы, интересуетесь моей жизнью, которая тоже между прочим личная! — Я была готова ударить кулаком об стол, но не решилась.
-Джуди!!! Моя жизнь, моя семья — это то, что касается меня. Я не спрашиваю о тебе ничего личного, тоже самое касается и твоей семьи. Я интересуюсь лишь твоим состоянием, состоянием твоей матери и не впутываюсь туда, куда меня не просят!
Может, с помощью таких вопросов я тоже интересуюсь его состоянием.
Он произнес это так злобно и грубо, что мне захотелось плакать. Это ведь действительно не справедливо по отношению ко мне? Я обычно тихая, но сегодня мне хотелось вскрикнуть на этого старика, донести до него правдивость, донести до него то, как он себя ведёт, открыть, наконец, его глаза на реальность.
Думаю, пора перестать мечтать о том, что этот человек сможет заменить мне отца. Да, я считаю, Мэйсона злобным человеком и неоднократно это буду повторять, но и мой отец не был святым.
Я отошла от стола, чтобы, наконец, положить уже на то время горячие монеты, которые нагрелись в моей руке, в кассовый аппарат. Боковым зрением смотрю на Мэйсона и замечаю, что его выражение лица стало грустным, чем обычно. Значит ли это, что я обидела его? Или может он всё-таки осознал, что огорчил меня? В любом случае, подходить к нему и извиняться за что-то не существующее я не собираюсь и не считаю нужным.
В помещении стало так тихо, что слышно, как Мэйсон про себя читает очередную статью из газеты. Открылась дверь, и зазвенел колокольчик. Наконец-то хоть кто-то зашёл, иначе я бы уже сама ушла отсюда, закрыв это чёртово кафе. Вошла девушка, она была одета в бежевое пальто с серым шарфом, на руках чёрные бархатные перчатки с серебряными вставками, а на ногах чёрные брюки и чёрные ботильоны. У неё были длинные, вьющиеся каштановые волосы, карие глаза, которые поблёскивали оттенком смолы, не пухлые, но достаточно объёмные бледные губы. По внешности была очень красивая, мне стало даже завидно. Но, что такая «высокопочтенная» мадама забыла в этом убогом кафе?
-Добрый день, мне вертун и зелёный чай. — Показывая пальцем на один из шедевров, ответила девушка.
Зелёный чай и вертун, как нелепо для её персоны. Нет, я не спорю, у каждого свои вкусы, но такие дамы обычно не расхаживают по забегаловкам вроде этой и не берут еду, доступную для обычных смертных. Несомненно, люблю обсуждать в своей голове всех персон, заходящих сюда, так хоть не скучно работать.
-Будет готово через пять минут, может, присядете?
-Не думаю, но спасибо, что спросили.
Пока достаю все ингредиенты для зелёного чая, как обычно рассматриваю, чем занимаются эти 2 персоны в зале — девушка и Мэйсон. Мне кажется или их черты лица очень даже похожи? У меня возникают мысли, что может быть, это его дочь? Хотя вряд ли, он бы не сидел так спокойно, продолжая читать газету, а она бы не стояла спиной к нему и не ждала свой заказ, залипая в телефон. А даже если и так, то её я вижу впервые за два года работы здесь.
-Ваш зеленый чай и вертун, заберите, пожалуйста.
-Простите, но в вертуне есть грибы?
-Да.
-Но я ненавижу грибы, вы не могли мне об этом сказать?!! — Рявкнула девушка, прямо мне в лицо. Её брови нахмурились, а рот образовал форму рыка, который делает тигр или иной дикий зверь. В руках она сжала несчастный вертун, из которого в целлофановый пакет стали вываливаться грибы, картошка и сыр. По достоинству оценила шедевр с завода.
-Не кричите, в составе же всё написано. Перед тем как заказывать, стоит ознакамливаться с ингредиентами.
Я, конечно, часто сталкивалась с такими людьми, но они были из обычных смертных, никак не из тех, как это дама. Слава Богам эта мадама ушла, не продолжая скандал, но оставила на столе раздавленный в кашу вертун. Теперь я понимаю, почему сегодня особенный день, все какие-то взвинченные, злые и обиженные. Даже не удивительно, этот мир серый и кроме людской злобы тут ничего нет, я к этому уже привыкла и почти слилась с окружением. Но есть одно место, которое меня успокаивает и радует, это за городом Вихтенсиала, где сейчас живёт моя мать. Там всегда красивое солнце, не смотря на то, что оно единственное для всей Земли. В этом месте оно всегда яркое, будь то зима или другое время года. И приезжая к своей маме, я стараюсь не сидеть дома, а выходить в поле, где колоски щекочет мою кожу, где пахнет сеном и слышно пение птиц. Там я нахожу тенёк под любым деревом, устраиваюсь около него и мечтаю о том, чтобы этот день продолжался вечно. Смотришь вдаль и видишь город, над которым висит серое небо. На него не падают лучи солнца, а если и падают, то солнце не старается освещать это место также сильно, как эту деревушку.
-Мда, и как ты работаешь в этом дерьме? — Спрашивает у меня Баррингтон, убирая газету к себе в портфель.
-Но вы ведь сами сидите в этом дерьме, пьёте кофе и читаете газету.
-Хах, верно и думаю, что мне пора покинуть это дерьмецо. До скорой встречи, Джуди.
-Счастливого дня.
Последняя надежда на не скучное время ушло, а я опять осталась в тишине. Может, стоит раньше закрыться? Не думаю, что кто-то ещё зайдет, а я зато смогу приехать к матери пораньше. Пока обдумываю своё решение о закрытии кафе, решила налить себе кофе и разогреть шоколадный маффин с кусочками малины. Выпечка, привезённая с завода дикая, но ехать до мамы мне около двух часов, поэтому перекусить стоит. Да и кофе я в принципе не переношу, но без него моя душа и сознание находятся в расшатанном состоянии. Кофе употребляю достаточно много, мне тошно его пить, но оно помогает смягчить мою нервозность. Ни энергетики, ни алкоголь не выручает так, как кофе.
Я села на диванчик и принялась употреблять «свои отвратительные наркотики». Полдня прошло и за эти полдня ничего не случилось. В моей памяти за это время отразилась лишь злость Мэйсона и образ той дамы. Я беспокоюсь, что эта девушка и взаправду окажется его дочерью. Боюсь потерять Мэйсона, как потеряла папу. Хотя, что за мысли? Как чужой человек вроде Баррингтона может оказывать на меня такое влияние, он мне не отец, даже не родня. Я схожу с ума? Или может, потерялась в этом окружении людей, перестала различать, кто родной для тебя, а кто нет? Можно сказать, Мэйсон стал моим опекуном после смерти отца. Конечно же, опекуном только в моей голове, про свои мысли и мечтания я Баррингтону бы никогда не рассказала. Что-то всегда тянет к нему и с каждым днём он становится для меня все роднее и роднее. Не хочу об этом думать и не хочу, чтобы Мэйсон стал для меня важным человеком, ибо смогу причинить ему боль, только не знаю, какую боль. Честно… я устала думать, как двуличное существо, надеюсь, кофе развеет мои мысли.
Молюсь, чтоб никто не зашёл в моё кафе, и я со спокойной душой смогла уехать к маме. В этот день я как-то измучилась, хотя особо ничем не занималась. Но бывает такое, когда ты ничего не сделал, но твое состояние измученное, будто ты впахивал в шахте за четверых. Я вымыла кружку, поставила всё на место и очередной раз протерла все столы. Выключая свет, прохожусь взглядом по кафе, дабы убедиться, что всё стоит на своих местах. Я заправляю этим кафе, это мой мир и люди не смогут нарушить или изменить первозданное.
2
-Джуди, принеси мне с почтового ящика бумаги, переданные шерифом Гаменгтоным, пожалуйста.
-Это нужно сделать прямо сейчас?
-Я же сказал «пожалуйста».
Лестница, которая ведёт вниз к входной двери очень крутая и дабы не навернуться, нужно всегда спускаться маленькими шажками. В детстве этой проблемы не было, зато была другая — приходилось терять много сил, чтобы вскарабкаться на одну ступеньку. В жизни, на примере этой лестницы, человек ещё в молодом возрасте тратит много энергии, чтобы подняться вверх, то есть по карьерной лестнице или что-то в этом роде. К позднему возрасту, будем говорить так, как есть на самом деле, человек идёт небольшими шагами, чтоб не обломаться на краю и не закончить свою жизнь, не пройдя этой лестницы достойно и до конца. Спускаясь, я всегда держусь стены, лишь одной рукой и в жизни в качестве этой стены выступает отец. Может, я хоть и на одну руку, но всё-таки самостоятельная?
Я подхожу к двери, открываю её, чувствуя тепло дверной ручки, кто-то долго обдумывал своё решение перед тем, как открыть или закрыть дверь? На улице пасмурно, но солнце маленько греет. С почтового ящика, который был прикреплён около входной двери, весь потрескавшиеся от коричневой краски, достаю бумаги и различные конверты. Мне нужно лишь одно, другие бумаги я в очередной раз запихаю обратно в ящик, они всё равно никому не нужны, и читать их никто не будет. Бумаги от мистера Гаменгтона, которые я читать не собираюсь. Там, скорее всего статьи из газет или разные выписки, ничего интересного. Зато для папы это настоящее сокровище, ему нравится раскрывать зловещую правду, которую скрывают от людей. Я считаю, что он копается в чужом белье, но если посмотреть с другой стороны, папа делает доброе дело. Думаю, не каждый сможет открыть правду всему городу, ведь за это платят гроши. Люди, публикующее «жесть» или иную выдуманную ахинею получают намного больше. Но ведь правда всегда жёстче и вызывает бурю эмоции у населения, нежели ложь или я не права?
Содрогаясь, закрываю за собой дверь, держа в одной руке пожелтевшие бумаги. Слышу запах приготовленного булгура с индейкой под сливочным соусом. Фирменное блюдо моей мамы, такое она готовит, когда у нас гости или какое-то важное событие. Я поднимаюсь по лестнице, не обращая внимания на маму, которая стоит в проёме, разделяющий кухню и прихожую. Боюсь, она опять мне скажет, что сегодня прибудут гости и мне стоит с ними познакомиться. К нам редко, кто приезжает, в основном это коллеги по папиной работе. Сидя за столом, они вечно болтают о чем-то «для них» интересном, но для меня это «интересное»- срам, и я никогда про него не слушаю.
-Тебе стоит сегодня спуститься к нам на ужин. — Произносит мама спокойным голосом, но я чувствую в нём нотку злости. Она вечно меня в чём-то подозревает и держит далеко от себя, но при этом проявляет любовь и заботу. Не очень сочетается всё это, согласна. Рассказывать мне о том, почему она себя так ведёт — не хочет. А я спрашивать не собираюсь, один раз так попыталась узнать, но вышло всё не лучшим образом. Она же вела себя спокойно, только стояла с большими глазами, будто испугалась медведя, который бежал на неё, держала одну руку на сердце, а другой рукой упиралась на тумбу, переваливая весь свой вес на эту опору. В гневе, даже в бешенстве в комнату вошёл отец и стал размахивать руками, жестикулируя и при этом, что-то говоря, но непонятно было, к кому он обращался. Передо мной была лишь пелена, я не понимала, почему родители так бушуют, ведь я просто задала вопрос, который меня интересовал. Может, стоило мне свой гнев обрушить на них? Нельзя же срываться на своего ребёнка или они считают меня отродьем и готовы позволить себе это сделать? Во время гнева отца, я развернулась и ушла к себе в комнату. Не хотела с ними разговаривать после этого, а они со мной и подавно.
-Мне обязательно присутствовать на вашей трапезе? У меня есть более важные дела, чем слушать ваши разговоры о жизни, семьях. — Стоя на лестнице и в пол оборота, говорю маме. — Тем более уверена, что за столом я нежеланный гость. Гость в своём же доме.
-Почему ты так думаешь? Я и папа тебя очень любим, несмотря на все наши ссоры, мы всегда будем заботиться, и проявлять уважение к тебе, солнце… Поэтому гость или не гость, но ты всегда останешься желанным человеком, которого хочется видеть каждый день.
«Солнце» её любимое обозначение своей дочери, даже не Джуди, а просто «солнце». Яркое утром и уходящее вечером в закат светящиеся диск, который должен нести тепло окружающим. Мама хочет, чтобы я им была, но в глубине души, она знает, что я им никогда не буду. Она знает, что такие люди не уживаются в семьях и не ведут обычный образ жизни. Но все равно до конца верит своим мечтаниям. Хочет, чтобы её ребёнок также тянулся вверх по жизни, как и росток, когда на него попадают лучики солнца. Жаль, что я не смогу обнадёжить её мечтания.
-Я присоединюсь к вашему ужину, но уйду пораньше. — Произнесла грубым голосом, поднимаясь по лестнице вверх, чтобы не слушать её возмущение.
-Солнце, но ты ведь…
Дальше я уже ничего не слышала и славно, все её высказывания я каждый раз застаю, когда прихожу домой и мне порядком они надоели, ибо не дают спокойно моей плоти существовать.
-Твои бумаги. — Кинула их на стол, встала спиной, оперевшись двумя руками об деревянный в трещинках высокий комод. — Мама сказала, что придут гости на ужин. Кто на этот раз?
-Шериф Гаменгтон. Он сказал, что хочет сообщить важную информацию про один из случаев, произошедших в Вихтенсиале 4 ноября, мол, это очень интересная вырезка из газеты «Новости дня» и поэтому стоит разобраться с шумихой и, конечно же, это нужно сделать за стопкой коньяка «Camus». Я предложил ему присоединиться к нашему ужину, а он великодушно согласился. — Снимает очки и кладёт их на письменный стол, поворачиваясь при этом в мою сторону. На его лице я распознала выражение, которое делают люди, когда не хотят продолжать разговор. — Надеюсь, ты не против ужина с этой персоной и сочтёшь нужным присутствовать на данной трапезе?
-Не думаю, что он будет мне рад, и мы оба это прекрасно понимаем.
-Что за глупости? Идём, тебе стоит с ним побеседовать. — Он встаёт и подходит ко мне, протягивая свою руку к моему плечу, дабы я пошла за ним.
Время меня не щадит, оно так быстро тут летит, что я не успеваю придумать план побега из этой клетки с коршунами. Оказавшись на первой ступеньки, я услышала стук в дверь, это означало, что пришёл гость, которого я не хотела бы видеть, не сегодня. Дверь открыла мама, и на пороге стоял мужчина в чёрном пальто с потёртым портфелем кофейного цвета, в брюках и глянцевых туфлях.
-Ох, семья Паувэр…мистер Гарольд, — протягивает руку, дабы сделать типичный жест «приветствия», — его жена и…славная Джуди. — С его лица пропала улыбка, когда он перевёл свой взгляд на меня, затем снова вернулась. Он дал ясно понять, что моё присутствие не несёт ничего хорошего.
-Гарольд, мне неловко, но можно тебя на минуточку?
Они отошли к лестнице, что ведёт на второй этаж. Мы же с мамой пошли на кухню, чтобы расставить сервис на стол. В центр я поставила среднюю ёмкость, в которой находился булгур с небольшими кусочками индейки, политый белым сливочным соусом. В сторону отца и Гаменгтона я не смотрела, знала, что они обсуждают явно что-то непристойное для моих ушей. Шерифа, как говорит мой отец, я не знала и сейчас вижу его впервые. Папа мне о нем рассказывал много хорошего, а он, скорее всего шерифу доносил про меня. Ибо откуда тогда у мистера Гаменгтона такая реакция на моё присутствие?
-Гарольд, Джуди тоже будет сидеть с нами на ужине? — Выглядел он, как опоссум: маленькие черные глазки, косящий взгляд, огромный нос, обвисшие уголки губ. Шериф стоял в растерянном состоянии, готовясь, что произойдет нечто страшное. Он боялся.
-А есть, какие-то проблемы?
-Да, это Джуди.
-Успокойся, шериф. — Гарольд улыбнулся и подмигнул. — Сейчас отличная атмосфера, которая поможет закончить этот день на «ура». Нет повода для переживания, верно?
Гаменгтон ничего не ответил и не хотел соглашаться с ответом отца. Если бы ему не нужно было доносить новость до Гарольда или, если бы он знал заранее о том, что на ужине будет Джуди- он бы не пришел. Сослался бы на то, что сегодня работает допоздна или, как говорят люди «умывает руки». Но он не предвидел этого, поэтому попал в западню к ядовитому животному. Он ждал и был наготове, если животное пробьёт его тело и пустит яд под кожу, который распространится по всей плоти за считанные секунды, начиная с того места, куда яд попал в первую очередь. Шериф сразу поймет, что в этот дом не стоило приходить, только…отец позволил пустить в своё логово не опытного птенца, который не догадывается, что ждёт его, если мистер Гаменгтон дёрнется и даст понять ядовитому животному, что жертва готова к употреблению.
После неприятного разговора для шерифа и отца, все сели за стол и приступили к своей трапезе. Намечался спокойный вечер, в домашней атмосфере. Родители и Гаменгтон разговаривали о событии, произошедшем 4 ноября, я лишь краем уха слушала их болтовню.
-В Вихтенсиале это произошло…
-И…какие подробности?
-А подробностей мало, говорят, что девушка лет двадцати «самоуничтожилась». — Закладывая еду в рот, рассказывает Гаменгтон.
-То есть, это был суицид?
-Именно. Идёт расследование, пока непонятно из-за чего она пошла на такой шаг, но как говорится, лишь одному Богу известно. Ясно одно, что девушка была из благополучной семьи. Ни скандалов, ни посторонних вещей, явлений, которые могли хоть как-то повлиять на эту девушку — не было.
-А в чем собственно изюминка этого происшествия?- Отец разлил по стопкам коньяк, в ожидании горячего развязывания события. Мать удивлёно вслушивалась в слова этих людей.
-Изюминка в том, что неизвестно из-за чего она это сделала. По словам родителей, 23 октября их дочь пропала на один день. Хотя, как пропала, она просто отсутствовала. После возвращения домой девушка рассказала своим родственникам, что посещала некого психолога. Координаты его мне, конечно же, известны. Стоит отметить, что девушка не нуждалась в помощи психолога. Как было выяснено позже, отец знал этого человека, так как посещал его, ибо боролся с тяжелыми недугами, после смерти своей матери. Он заявил, что его дочь к нему не ходила. Но, кому верить, может эта девушка действительно посещала этого человека и между ними образовалась связь и после чего, она покончила с собой из-за любви к нему, ну или, что там бывает, либо родители что-то не договаривают.
-А от меня-то ты, что хочешь?
-Ты прочитал бумаги, которые я тебе передал?
-Пока ещё нет, пришлось поторопиться с приёмом гостя, шериф, поэтому я их отложил.
Чувствовала сердцебиение отца, его пульс участился. Скрывает от Гаменгтона, какую-то информацию? Он, правда, что-то скрывает? Почему отец не может рассказать сведения, которые ему известны, тем более, если они связаны с этим происшествием? Стоит ли мне отлучиться и из-за любопытства прочитать бумаги, переданные шерифом? Слишком много вопросов и надо действовать в сторону одного из них.
-Я думаю, что наслушалась ваших историй, и мне пора покинуть ваше некое собеседование «следователя и потерпевшего».
-Я так не думаю, дорогуша. Ты останешься до конца ужина и не станешь принимать решения сама. Этот ужин был сделан для того, чтобы ты смогла адаптироваться в кругу других людей, и к твоему сведению, такое «мероприятие» мы проводим довольно редко. Поэтому прибереги свою задницу, сядь и мирно посиди вместе с нами. — Он стоял, тыкая на меня пальцем, второй рукой опирался на стол. Его выражение лица было злым, но я чувствовала, что он боялся меня. Он пытался сдерживать свои эмоции, чтобы не сделать ещё хуже, это ведь может закончиться для него не лучшим образом.
-Извините, но мне, правда, нужно отлучиться, я скоро буду. Ты хочешь ещё раз получить ножом в спину, папочка? Я знаю, что тебе это нравится, и ещё я знаю, что если ты не остановишься и будешь загораживать мне путь, то Джуди тебя одарит любовью, которую ты так любишь, папочка. Ты, правда, хочешь этого? Папочка? Папочка? — Опустошённая с каменным лицом стоит и созерцает на туши, сидящие за столом. Для Гарольда это было вовсе не опустошённость, он представлял, что будет, если сейчас не отпустит Джуди.
-Что она говорит, Гарольд? — В недоумении произносит мать. Шериф с выкатанными глазами и со стопкой в руках, смотрит сквозь отца на эту женщину.
-Ничего такого, пусть идёт…Ей надо отдохнуть. — Пыл отца утих, а взгляд направился вниз, он смотрел на стопку и чувствовал себя беспомощным в этой ситуации. Гарольд боится, боится попасть в пасть ядовитого животного. Как, когда-то попал в капкан при охоте на диких зверей. Он рассказал своей жене о случившимся и описал боль, получившую от железных острых зубчиков, что прошли сквозь ноги. Кровь хлестала и не желала прекращаться, красная и густая, как малиновое варенье. Не лучшее сравнение, но я люблю такое варенье. Отец в тот момент покрылся потом, он строчился по его коже, стекал на обмякшую от крови ногу и доставлял папе очередную порцию удовольствия. Пока мама старалась всеми способами утихомирить наплыв красной массы, я смотрела на это, и мне нравилось его выражение лица. Папочка смотрел на меня с болью…на глазах были слёзы, но мне казалось, что это слёзы счастья. Его рот дрожал, как листок, который был готов сорваться с дерева от малейшего порыва ветра. По губам стекали слюни, они блестели от света, который попадал на эту скользкую жидкость. Я хотела эту жидкость, я хотела прокусить его губу, и почувствовать у себя во рту вкус железа, который мы всегда ощущаем, если на наш язык попадает капелька красной жидкости.
—
Что это было? — Спрашивает у отца шериф, который остался в той же позе, в какой изначально был перед небольшим семейным скандалом. Знал, что произойдёт скверное дело и не хотел оставаться на ужине, но дело — есть дело.
-Ничего особенного, подростковая вспышка. — Это не она, про себя думает отец, он с этим сталкивался и не раз. Нельзя описать то, что он пережил и переживает, когда из дитя выходит нечто похожее на самого Дьявола из самого ядра ада. Но отец продолжает любить дочь, она единственный ребёнок в семье и неважно, что из себя представляет это дитё. Он закрывает на это глаза, боится, очень боится, но любит. Когда-нибудь его жизни придет конец, это очевидно и понятно невооружённым глазом, он попадёт под раздачу яда. Но до тех пор, он остаётся верен своей дочери.
-Гарольд и мисс Маргарет, вы же понимаете не хуже меня, что ваш ребёнок «нечто», мягко говоря. И признаюсь, что испуган до смерти и если бы я понимал, что в тот момент произнесла Джуди – обделался бы сразу же. На неё не хватило бы даже десятерых священников, что вы с этим делаете и как живёте – уму непостижимо.
— Отец оборвал выступление гостя, — Шериф, думаю, вам уже пора…- Так как не желал продолжать разговор, ведь он был согласен со всем, что сказал Гаменгтон, но и признавать этого не собирался.
-Согласен. Было приятно с вами поужинать…Гарольд отзвонись мне, как прочтешь бумаги. — Он взял свой портфель и направился к выходу, желая поскорее покинуть этот дом. Напоследок Гаменгтон пожал руку Гарольду и благополучно улетучился в неизвестном направлении.
Входная дверь захлопнулась, родители молча стояли, переглядываясь взглядом. Они не знали, как себя правильно повести в этот вечер. Гарольд своим взглядом дал понять Маргарет, что сам разберётся с Джуди и ей не стоит беспокоиться о последствиях.
Поднимаясь в свой кабинет, он размышлял, как лучше будет начать разговор. Но все его мысли развеялись после того, как он зашёл в помещение.
-Джуди, что ты делаешь? — распахивая дверь и торопясь к столу, произносит отец. Джуди стояла у стола спиной к Гарольду, она манипулировала руками, что-то перебирая. Что в помещение может войти отец — её не беспокоило, она наоборот ждала этого. — Эти бумаги адресованы мне, какое право ты имеешь трогать то, что не принадлежит тебе?!
—А ты принадлежишь мне, папочка? — Джуди произносит это со скверным взглядом. Её голова, отклоняясь назад, касалась лопаток. Зрачки были расширены и сильно покраснели. Рот расплылся в огромной улыбке, которая говорила о том, что перед ней стоит уязвимая плоть с мясом. — Я знаю, что ты был взаимосвязан с этой девушкой, почему ты так поступил, папочка? Ты меня не любишь? — После этих слов в считанные секунды лицо Джуди поменялось на грустное: слёзы потекли по щекам, если бы человек дотронулся до этой солёной жидкости, они бы были горячими, улыбка пропала и сменилась на дрожащие от злости и боли губы.
-Что ты, Джуди, конечно же, я тебя люблю. — Отец подбегает к своей дочери и касается её кожи, чтобы обнять. Джуди была возбуждённая. В комнате горела одна свеча, которая распространяла свой свет лишь на два силуэта — дочку и отца. Мягкий свет попадал на кожу девушки, поэтому она сверкала, как блестящий шарик. Гарольд положил её голову к себе на плечо и взялся за её руку. Он чувствовал, как её ногти царапали ему запястье. Свою боль он держал в себе, так как знал, что если раскроет или покажет ей свои страдания, получит ещё больше. Больше «удовольствия», как выражается Джуди.
—Тебе больно, Гарольд? — Джуди подняла свой взгляд на отца, её зрачки уже были не такими расширенными, а покраснение прошло. Она радовалась, что отец сейчас находится рядом с ней и держит её руку. Джуди любит его тепло и любит его малиновое варенье.
-Нет, Джуди…тебе пора спать.
—Ты поцелуешь меня, папочка? Ты пожелаешь мне «спокойной ночи»? — хихикнула девушка и с улыбкой посмотрела на Гарольда.
-Да, дорогая. — Он дотронулся своими холодными губами до её лба, который был горячим, как раскалённая жидкость в вулкане. Ещё б секунда и Гарольд бы обжог губы, поэтому он быстро убрал своё лицо и посмотрел в глаза дочери,- спокойной ночи, Джуди. Я люблю тебя.
3
Сырость и затхлый запах старых коробок даёт знать о себе. Комки густо-чёрных пятен обволакивают каждый угол, куда не попадает свет от лампочки, которая висит посередине помещения на одном проводке. Она раскачивается, и бледно-жёлтый свет бликами перемещается по комнате, освещая лишь некоторые места железных полок. Напольное покрытие издаёт симфонию, которая была осуществлена под руководством сэра Колина Дэвиса. От кирпичных стен исходит зловещий холод. Может это единственное место, где я смогу себя уберечь от лап устрашающего зверя. Устрашающего внутри. Снаружи это самое великолепное существо, какое смогла придумать сама мать-природа. Ненависть и страх одновременно затмевает все остальные эмоции перед этим зверем, и именно они господствуют сейчас… постоянно. Ей всего семь лет, а она способна убить несколько человек за раз. Я знаю и предчувствую, что стану одним из её деликатесов.
Пока идет время, я стараюсь контролировать каждый её шаг, каждый, проделанный ею изгиб своего тела. Я должен и скорее всего смогу затмить того дьявола, что порождает её сущность. Она этого не осознает, она даже понятия не имеет, что делает, но окружающим это заметно сразу. Именно поэтому мы забрали её со школы, именно поэтому мы проходим домашнее обучение, так она не сможет навредить остальным. Навредит нам, но другие останутся не тронутыми.
-Джуди, милая, что ты тут делаешь?- сидя на корточках, я обернулся и посмотрел на этого с виду ангела, что стоял на лестнице, в кремово-жёлтом платье, которое больше походило на ночнушку, с белыми рюшками на воротнике и сборками на рукавах. Растрёпанные волосы до плеч, такого же кремово-жёлтого цвета, похожие на воздушную пенку со вкусом лимона. Пустой, томный взгляд, что нёс всю тяжесть атмосферы этого места. Босые ножки и худенькие руки, что ждали моего прикосновения и говорили об одном — твоя дочка напугана и ждёт, чтобы ты её успокоил.
— Я слышала шаги в подвале, и мне захотелось проверить, что тут делаетс-а.
Мне нужно к ней подойти и успокоить, но раскачивающаяся лампочка и свет, падающей на её лицо, не дает мне этого сделать. С каждой сменой света, её выражение лица меняется. Оно то невинное и жалкое, то мрачное и расплывается в злобной улыбке. Меня это останавливает и перед тем, как сделать любое дело, связанное с Джуди, я обдумываю его по несколько раз.
-Как видишь, милая, тут только я.
-А, что ты тут делаес-ь?
-Разбираю коробки.
-Но мама просила же их не трогать…разве нет, папочка?
-Просила, но если я их не уберу, то весь дом провоняет тем, что лежит в этих коробках.
-А, что там лежит?
-Кажись старый мусор. — Порубленный на куски, окутанный в тряпки, пропитанный потом и смесью крови с жиром. Жена настояла на том, что останки когда-то живой женщины следует оставить. Зачем? — чтобы прикрыть след демона и не дать его в обиду. Не отдать людям, что свершают правосудие, кто способен забрать у человека единственное счастье, к чему он стремился и создавал условия для его существования. Мы не созываем священников, не посещаем психолога, я не хочу, чтобы они её трогали. Джуди сложно находиться в нашем мире и мне больно смотреть на то, как она мучается. Она разрывается между двумя личностями, что заключены в её теле, поэтому моя милая должна справиться со всем сама. Меня и Маргарет не приглашали назначать путь для своей дочери, мы только воспроизвели на свет то, что теперь имеем и на нас лежит лишь ответственность за безопасность Джуди.
-Можно мне посмотреть, что там, папочка?
-Там ничего интересного. Пойдём, я лучше тебя отведу в комнату. — Прикосновение к её холодной руке позволило почувствовать, как в крови закипают молекулы адреналина.
Я был наготове устранить очередную выходку Бестии, если та себя проявит. Но на удивление всё прошло благополучно. Я уложил Джуди спать, оставив на её лбу мокрый след от отцовского поцелуя. По пути обратно в подвал, я намеревался поговорить с Маргарет, чтобы выяснить некоторые пробелы в нашей жизни. Она сидела на кухне за столом, жуя конфету и теребя в руках фантик. Взгляд Маргарет был направлен на стол, в ожидании моего разговора.
-Нам следует поговорить о том, о чём ты пожелала оставить в подвале. — Я не хотел на неё давить, поэтому говорил спокойным тоном и медленно подходил к столу.
-Гарольд, присядь. — Она похлопала по сидушке стула в знаке того, что мне стоит сесть около неё, — Как ты уже давно заметил, а точнее заметил сразу же после рождения Джуди, мы взяли на себя ответственность воспитывать её в безопасности и готовить к миру людей, если она там когда-нибудь окажется. Я стараюсь вносить свою лепту по обеспечению её безопасности, хоть и маленькую, но вношу. Взамен этого я прошу иногда выполнять то, что мне необходимо.
-Твоя необходимость — это хранение порубленного на куски трупа? — Я уселся рядом с ней.
-Именно, Гарольд.
-Объяснишь для чего это всё?
-Попытаюсь, но поймешь ли ты? — Маргарет бросила свой взгляд на меня. Она ожидала, что я отвечу «нет», чтобы завершить этот разговор, но если я его начал, то и закончу, — Помнишь ли ты, кто была эта женщина?
-Тётушка Кэм.
-Верно, тётушка Кэм, которая меня очень любила, несмотря на все мои грехи. Я не могла и подумать, что Джуди сделает подобное. Днями и ночами я размышляю лишь над одним вопросом — зачем? Зачем она это сделала?
-Я пытаюсь в этом разобраться, Маргарет, я изучаю это явление каждый день. Ты сама видишь, что я даже ограничил общение с Джуди, чтобы разобраться с тем, что с ней происходит.
-Перед смертью тётушки, Джуди сказала, что Кэм мешает ей наслаждаться тобой, Гарольд. — Маргарет посмотрела на меня с грустными глазами, считая меня виноватым во всём, что произошло.
-Что ты имеешь ввиду?
-Все события, связанные с Джуди, крутятся вокруг тебя, Гарольд. Ты являешься причиной всплесков этой барышни. Вот, что я имею ввиду.
-Что за бред ты несёшь? Она точно также накидывается с агрессией на меня, и ты это сама неоднократно замечала. — Моё лицо обрело злобную гримасу, ведь собственная жена считает, что я являюсь эпицентром «возгорания» Джуди.
-Да? Но, ты не замечал, какую она проявляет к тебе агрессию? Почему она до сих пор ещё не убила тебя, как убила Кэм? — Маргарет с криками перешла в наступление. Я не знал, что ей ответить, ибо в какой-то степени она была реально права. Всё, что делала Джуди со мной, это мелкие порезы по телу. Замах на руку, порез на спине и плечах, густая кровь и яркая улыбка своей дочери. Вот, что я вижу, когда Джуди вспыхивает и в ней просыпается то, что я постоянно пытаюсь усмирить. Я отстранился от внешнего мира, и уже давно считаю, что действия Джуди — это норма. Норма для нас и для нашего дома, поэтому перестал замечать «очевидное» для моей жены.
Я замолчал, и начал вспоминать тот самый день, когда произошло это событие. 21 марта, полмесяца назад Кэм пришла нас навестить. До рождения Джуди, она часто заходила к моей жене на чай. Они вечно сидели за столом и разговаривали о женских проблемах. Такие счастливые, с румянцем на лице и бархатной кожей, в платьях яркого цвета. Тогда я осознал, что Маргарет моя единственная и настоящая любовь, с кем я хочу прожить всю жизнь. В последний день — жизни для Кэм, она пришла сообщить нам о «великом» событии и пригласить к себе. Кэм выходила замуж, замуж за мистера Редклифа. Маргарет очень этому обрадовалась и согласилась посетить это мероприятие. Они сели за чай, а я стоял рядом на кухне и слушал их девичьи рассказы. В этот момент к нашему «заседанию» присоединилась Джуди — хрупкая и озлобленная на весь мир.
-Джуди, привет, как ты подросла, такой серьезной стала. Я вот решила заскочить к вам и пригласить твоих родителей к себе на свадьбу. Выхожу замуж за мистера Редклифа. — Кэм была рада видеть Джуди, она всегда её любила, приносила подарки и помогала Маргарет ухаживать за этим созданием.
-Здравствуйте, тётушка Кэм, поздравляю. — Она подбежала и обняла Кэм, сидящую за столом.
-Джуди, садись, посиди с нами,- произнесла с улыбкой Маргарет.
-Я сяду рядом с тетушкой Кэм, убьёт тебя бестия по прозвищу — Бог, он ждёт твоего лакомства, и Бог его сейчас заберёт, — Прошептала Джуди.
-Ты, что-то сказала?
-Да, выучила-с новую песню.
-Это здорово. Будет классно, если ты споёшь её на моём мероприятии.
-С удовольствием-с, на мероприятии, что Бог считает трапезой, употребляя людскую жизнь. — Она произносила это слишком тихо, и я не мог разобрать всех слов, поэтому не придал этому никакого значения, однако на долю секунды насторожился.
Я слышал биение сердца всех присутствующих, каждый стук отсчитывал время. Время лишения жизни ещё одного человека…утрата очередной мечты…ликвидация мусора этого мира.
Тишина бросила меня в пот, который слазил с моего тела, как вторая кожа. Боль, что питала мою сущность, которая в этот же момент одарила меня слабостью и страхом — не дала мне и шанса обдумать всё происходящее. Последний ответ, который пыталась выдавить из себя Кэм, заставил меня свалиться в пропасть отчаяния. Мне нужно было, но я не мог пошевелить ни одной частью своего тела, я застыл в ожидании чуда, которого не существует.
Кэм и Маргарет, все со своими наборами эмоций и действий, отдалились от меня или были за прозрачной стеной, что служила барьером между нашими мирами. Ощущаю всё в замедленном действий: как капельки пота стекают с лица Маргарет, как сине-фиолетовые пятна обвивают шею, руки и ноги Кэм. Я пытаюсь сломать стену и остановить Бестию, но не могу. Стою на одном месте и наблюдаю за тем, как моя жена задыхается в собственных слезах, а Кэм сидит, как кукла. Кукла для утех и избавления ИХ от своих развратных, пошлых потребностей.
Всё диктует Бестия, Дьявол и Бог — триада существ, способных овладеть беспомощной тушкой живого существа. Они забирают в своё рабство молодое потомство простых смертных, устанавливают свои правила и распоряжаются телом, несформировавшегося плода. Бог, что должен занимать светлую сторону — не трогает свой пост, он знает, что люди утопают в своих грехах и должны нести ответственность перед Бестией и Дьяволом.
-Как начались ваши отношения с Редклифом? — Спрашивает Маргарет у Кэм.
-Думаю, ты помнишь, что Гарольд должен был занести, переданный тобой подарок. Кстати, за него отдельное спасибо. В этот день мы должны были встретиться с Редклифом, который на тот момент был моим партнёром в работе по совместной деятельности. Ну, иными словами, мы открывали небольшой магазинчик. Гарольд провёл со мной некоторое время, а потом пришёл Редклиф, с которым мы остались наедине. И такие уединения проходили несколько раз. Ну, а конец типичный для этой истории. — Кэм говорила на эмоциях, размахивая руками.
-Ох, надеюсь, вы там не шалили без моего ведома? — Маргарет говорит это с улыбкой, зная, что между Гарольдом и Кэм ничего не могло быть, но рявкнуть что-то подобное она хотела.
-Что ты, я и Гарольд? Брось дурную мысль. — Мы резво посмеялись над этой ситуации, и даже Джуди подарила нам свою скромную улыбку.
-И как долго вы вместе?
Моя жена и я — ждали ответа, который не хотел всплывать на поверхность. Кэм с улыбкой во весь рот застыла, глаза расширились от удивления. Моё лицо сменилось по эмоциям, оно приобрело форму беспокойства и утраты. Я наблюдал за тем, как на тонкой, почти закрытой волосами шее Кэм, выступали вены. Руки дрожали и постепенно меняли оттенок с жёлтого на красный, затем с тёмно-синего на фиолетовый. Увидев это всё вживую, любой бы понял, что на руках у Кэм образовывались не просто пятна, а самые настоящие синяки.
Хруст костей, прозвучал со звуком треска дров в костре.
-О Боже, Гарольд, что с ней происходит? — Маргарет подскочила, и отдалились от стола. Слезы и дрожь тела превышали все эмоции, что были у моей жены.
Я подбежал к столу, как шустрый и маленький кролик, что спасается от хищника. — Джуди, отойди от Кэм, она сейчас плохо себя чувствует. — Хватая её за плечо, я пытался развернуть хрупкое тело своей дочери.
—Правда, Гарольд? Может, ты её утешишь? — Я взвыл от взгляда Джуди. Не детские глаза смотрели на меня в этот момент, а сам Дьявол, что способен был унизить одним лишь присутствием. От этого я немного пошатнулся и свалился с ног. — Маргарет, уходи отсюда. — В эту мольбу я вложил почти все силы, которые у меня оставались. Моя жена переместились в конец кухни, и зажалась в углу, ожидая того, что я смогу остановить происходящее. Я видел, как она поджала коленки, шёпотом и навзрыд произносила. — Господи, помоги, — но Господа нет. Есть только триада существ, господствующих в этом мире.
Кэм, продолжая сидеть за столом, как покорное животное, закатила глаза и оставила для меня лишь белые круги, наполнявшиеся густой темно-красной кровью. Второй хруст, третий хруст костей оповестил меня подобно колоколам, что звучат в храме при завершении богослужения. — Джуди, прекрати, прошу. — Я пытался найти в своей дочери, хотя бы небольшой лучик солнца, который смог бы вразумить Дьявола, питающего энергию Кэм.
—Гарольд, дорогой, я только начала. — Своей маленькой ручкой она приказала телу Кэм свалиться на пол, выворачиваясь наизнанку. Спина касалась пола только лопатками, голова упёрлась в паркет, а ноги согнулись под себя. Я встал, чтобы попытаться отговорить Джуди, но мои попытки были тщетны. Изо рта пузырём вытекала кровь, а оставшиеся вздохи Кэм заглатывали эти кровяные тельца. С каждой моей просьбой кости Кэм трещали по швам, а я не знал, как это остановить. — В чём причина, Джуди, что ты так жестоко обходишься с теми, кто стоит на твоём пути? — Я должен был вести себя, как настоящий мужчина, но мои от страха трясущееся руки и слёзы, что текли ручьем, меня выдавали. Джуди, растопыривая свои пальцы, швыряла тело Кэм в разные стороны, придав ей значение «плюшевой игрушки». С каждой моей попыткой подойти к Джуди, она яростно отыгрывалась на Кэм.
Яркий свет на кухне мигал, предупреждая об опасности. Ветер, бушующий на улице, готовился выбить окна, а я стоял между смертью и спасением, между Дьяволом и его жертвой. Тело Кэм было отдалёно похоже на туловище нормального человека. Я подошёл к ней, лежащую словно свёрнутый в клубок котёнок, присел на коленки и легонько приподнял тело, дабы обнять и ощутить последнее мгновение тёплого и родного для меня человека. Глаза Кэм не вернулись в привычное положение, вместо этого я наблюдал за тем, как из глазниц по щеке струйкой строчилась кровь. Джуди непокорно стояла и наблюдала за моим лицом, что на меня отразилось за это время и что я чувствую сейчас.
-Папочка, она нам с тобой мешала, разве ты этого ещё не понял? — Я посмотрел в её глаза, наполненные печалью и не смог понять, почему она стоит так, будто ничего не произошло.
Об этом говорила Маргарет, но в тот момент я не придал этому никакого значения или не хотел этого слышать. Передо мной стоял Дьявол в обличье маленькой и ломкой девочки. Не моя дочь, не мой милый ребёнок, а существо, несущее ад.
Автор публикации
