Ну, вот и все. Осталось закрыть кабинет, сдать ключи охраннику, расписавшись в трех журналах приема-сдачи и ехать домой.
Почему нужно расписываться именно три раза, а не пять или скажем семь, я так и не сумел понять. Даже проработав в конторе уже три года.
Пожилой охранник по фамилии Башмаков, или как мы его за глаза называем – Башмак, читал за своей конторкой очередной “желтый” фолиант, напечатанный на плохой бумаге, но поражавший количеством страниц. Башмак был возбужден – состояние для него непривычное.
—Дед Мороз-то существует! Во! —провозгласил он, подняв ко мне от газеты раскрасневшееся лицо. — Нашли место, где у него дом-то. Теперь прочешут это место солдатами в цепь и … Во!
Видимо, настолько дядька был переполнен прочитанным, что не в силах был найти подходящие по смыслу выражения в своем скудном гарнизонном словаре.
—Ага, Сергеич. Йети же нашли. — усмехнувшись, я подвинул к себе журнал и начал нудный ритуал подписывания. — очередь теперь за ним. Давно пора.
— За кем?— изумленно вскинул на меня светлые глаза охранник.
Сознавая бесполезность дальнейших объяснений, я сбросил ключ на конторку и пошел к выходу, бросив лениво-добродушно:
—Эх, Сергеич… Такой большой, а все в дедовморозов веришь.
Вечер был тихий, мороз крепчал с каждой минутой. Снег громко и охотно скрипел под подошвами ботинок.
Весь день меня мучило беспокойство —заведется ли вечером моя старенькая «ласточка». Машинка потрепанная. Человек я небогатый и купил ее не новой, а с рук хоть и заботливого, но активного автомобилиста. И вот уже третью зиму мне приходилось подолгу прогревать мотор. А уж аккумулятор я каждый зимний вечер отсоединял и утаскивал в дом, для подзарядки и утром приходилось присоединять его вновь.
Сегодня работы было много, и «ласточка» сиротливо простояла во дворе, лишенная свиданий со мной. Так и есть! Застывший мотор ожил только после третьей попытки его завести. Я откинулся на спинку сиденье, с тоской думая о безотказных и незамерзающих “японках”, пока машина приходила в себя. Да что там “японки”! Хоть бы резину новую на холода прикупить, а то так и езжу на летней.
Ну что ж, пора и трогаться. Как – никак вечер перед рождеством, сочельник, а я бессовестно задержался сегодня.
Ехать мне до дому недолго, да и дорога загородная, спокойная. Опять же – сочельник, на дороге почти никого.
Машина шла ровно, прогретый мотор мерно и убаюкивающе урчал. За стеклом мелькали идеальные зимние виды— сугробы, окутанные снегом деревья. В темноте уютно и сдержанно светились окошки домов, а кое-где даже мигали огоньки, вывешенные на елях во двориках.
Поддавшись этой зимней пасторали, я вытянул из бардачка диск и втолкнул его в черную щелочку магнитолы. Я на этот диск записал рождественские песни. Собирал их по принципу – чем старее запись, тем лучше. Только такие и могут погрузить в зимнее волшебство! А все новые перепевы и стенания – просто фальшь!
Под бархатные звуки голоса Бинга Кросби, мечтающего о белом-белом рождестве, я въехал в лес… По обеим сторонам асфальта выросли стеной великаны—сосны, одетые в таинственные снежные наряды. Свет передних фар выхватывал из тьмы высокие силуэты елей, торжественно замерших в предвкушении волшебной ночи… И ни единой души на всем шоссе.
Даже не по себе стало. Но не то, чтобы страшно, но такое волнение, от которого дышать стараешься тише и реже. Точь-в-точь, как в детстве. Когда зимой, ночью, выбравшись украдкой из теплой постели, я крадучись чтобы никого не разбудить пробирался в комнату, где стояла украшенная старинными игрушками и ватой живая елка.
И вот тогда, в детском воображении игрушки оживали ночью, а вата под елкой и на ее ветках начинала блестеть, как настоящий снег. Так же, как и проносившиеся сейчас за стеклом машины ее собратья, ель была в торжественном карауле. Охраняла праздники…
Яркая вспышка света справа вернула меня из воспоминаний. Инстинктивно нажав на педаль тормоза, я свернул к обочине и остановился. Ослепительное сияние в глубине леса рассыпалось вдруг ярким и трескучим фейерверком и быстро погасло. Вновь стало темно и тихо. Можно, конечно, встречать рождество и так, подумалось мне, но зачем же людей пугать?
Я завел машину и тронулся дальше.
Разогнаться я не успел, и это было замечательно.
Через какую-то сотню метров фары высветили впереди, прямо по ходу машины, крупную фигуру в красном. Крутанув баранку влево, я вдавил педаль тормоза в пол!
— Какого же…?! – закричал я, выскочив из машины и быстро подбежав к человеку, стараниями которого мое транспортное средство стояло сейчас поперек дороги.
Я бы выразился еще многословнее, но осекся, налетев на необъятный живот незнакомца.
Передо мной стоял удивительного вида старик, настолько высокий, что мне пришлось задрать голову, чтобы увидеть его лицо. Он был одет во все красное, с белой оторочкой из меха на рукавах и воротнике.
Лыжный костюм, мелькнула у меня мысль, на лыжах прогуливался. Но для любителя лыжных маршей был дед невероятно толст, почти как шар. Да и лыж нигде поблизости не наблюдалось.
Его габариты вполне были способны внушить почтительный страх, если бы не лицо старика.
Пышущее радостным здоровым румянцем, оно было обрамлено белоснежной бородой. Из-под сахарных бровей серо-голубые глаза излучали ласковое тепло, которое не могли остудить стекла совершенно круглых, на старинный манер, очков. Шапочка красного цвета, также оттененная белым меховым подбоем, прикрывала голову и из-под нее выбивались седые локоны волос.
Старик так невинно, по-детски, улыбался, что все ругательства, готовые сорваться с моих уст застряли в горле.
“Все понятно”, подумал я. “Подвыпил дед, рождество как-никак. Навеселе решил по лесу пробежаться на лыжах, да и потерял их, где – то в снегу”.
Как ни неприятно общество подвыпившего, а оставлять его тут никак нельзя. Ночь. Лес. Мороз.
— Куда тебе, старче? – иронично поинтересовался я, – влезай-ка в машину. Не то оба промерзнем.
О том, что замерзших может оказаться трое, вместе с моим жигуленком, я подумал, но вслух не упомянул.
— Да мне… Хм…— старик замялся.
— В общем, так. – решительно заявил я, – До Овражков довезу. Ну а там не обессудь…
— И на том спасибо, – примирительно заулыбался дед. — В самом деле. Ведь вам дальше обители вашей следовать незачем. Сочельник приличествует проводить в семейном покое и уютной тиши своего жилища.
Я внимательно пригляделся к нему.
«Ого!», подумалось мне, «А ведь старик вроде и не пьян».
Даже неудобно стало. Я ему «тыкаю», а он в ответ каким-то вежливым «полууставом».
— Так, а что же ты…. То есть вы сами его проводите не в покое и не в уюте? —иронично спросил я, и, не дожидаясь ответа, пошел к машине.
Старик двинулся за мной.
«Ласточка» моя вся аж осела на колеса, когда он, с трудом протиснувшись в кабинку и шумно отдуваясь, занял собой все заднее сиденье.
«С таким грузом до Овражков даже докатиться – и то вопрос», с тревогой подумалось мне, пока я наблюдал все это в зеркало заднего вида.
— Вы не беспокойтесь, — благодушно прогудел дед. – Все будет хорошо, и доедем мы безо всяких остуд.
— Вы экстрасенс или я настолько плохо владею лицом? – пробурчал я, недовольный тем, что меня «подловили».
— Господь с вами, никаких экстрактов я не употреблял. – Лазоревые глаза деда озадаченно округлились, идеально повторяя форму оправы его ветхозаветных очков. – Да и лик ваш вовсе не пугает, Максим Ильич.
От неожиданности я вздрогнул и резко повернулся назад.
— Кто вы?! – выкрикнул я, стиснув баранку. – Откуда вы знаете мое имя?
Старик, обезоруживающе улыбаясь, протянул руку к передней панели, где болтался на присоске мой бэйджик, содержащий почти полное досье. Даже фото было. Ровно в полширины.
— Не стоит так беспокоиться. Я всего лишь прочел ваше имя под вот этой парсуной.
У меня отлегло от сердца.
— Уффф… Ну а вас как величать? – облегченно спросил я.
Помявшись немного, пошевелив губами, как бы вспоминая, старик сказал:
— Зовите меня Николаем Николаевичем. На ваш манер.
Сказал и рассмеялся так беззаботно и по-детски, что я ощутил покой и безмятежность, каких не помнил уже много лет.
Моя рука потянулась к ключу зажигания, повернула его, но мотор отказался заводиться.
Ну вот… Придется сейчас лезть в мотор, быть может даже толкать мою «ласточку». Про «прикуривание» или буксировку мне даже не хотелось и думать, глядя на совершенно пустое шоссе.
Вздохнув, я потянулся и дернул рычаг, открывающий капот, но дед, перегнувшись всем телом с заднего сиденья произнес что-то вроде «соблаговолите позволить мне…», протянул руку в красной рукавице к ключу и…
Дальше произошло то, что я не в силах объяснить с точки зрения инструкции по запуску двигателя автомобиля. Рука даже не повернула ключ. Старик просто коснулся его кончиком рукавицы. Раздался едва слышный треск и маленькая вспышка света, рассыпавшаяся через миг фейерверком звездочек…
Мотор тут же завелся и мерно заурчал.
—Рукойла, — непонятно сказал дед и откинулся назад, радостно глядя на меня.
Я молча посмотрел на него, потом перевел взгляд на руль. Все как обычно, ничего не изменилось. Руль как руль. Ключ тоже. Никаких следов вспышки, никакого запаха гари.
Выйти из машины все же пришлось – нужно было захлопнуть крышку капота, а заодно и выкроить время для обдумывания того, как все это произошло. Перед тем как хлопнуть крышкой я все- таки не удержался и заглянул в урчащий мотор моего жигуля.
Хм… Мотор как мотор, разве что работает вроде даже лучше, чем раньше.
Я быстро нырнул в приятное тепло салона. Включил передачу, и мы тронулись.
— Как вы это сделали? – спросил я наконец, когда мы проехали достаточно долго.
— Я.. я захотел, чтобы фаэтон поехал, – ответил старик. – Вы ведь тоже этого хотели?
—Хотел, конечно, – усмехнулся недоверчиво я. – Но сколько раз бывало что я хотел, а , как вы его назвали, «фаэтон» все равно не ехал.
— Если чего-то очень возжелать, то желание исполнится. Надобно лишь хотеть и приложить к этому усилия. – туманно отвечал старик, глядя в темноту окружающего леса сквозь стекло задней дверцы.
— Вообще-то она у меня дамочка некапризная, – сказал я, будто извиняясь за машину. – Работает добросовестно, резина вот только подводит. Не для зимы она.
Мой пассажир молчал и через некоторое время я снова заговорил:
— Сочельник… Вот вы сказали, следует его проводить дома, с уютом, в покое и в тепле… А сами то вы, Николай Николаевич, что же не с семьей, не дома?
— Нет у меня семьи… Да нет, не стоит извиняться, ибо тут совсем другое дело. Там, где я родился, вырос и жил сначала, и рождества-то истинного не было. Ни снега, ни мороза. Да и не всем же только праздновать. Кто-то должен был людям праздник создавать? Родитель мой оставил мне приличное наследство. Близких никого не осталось, зато нуждающихся в помощи вокруг… На каждом шагу.
Просто помочь – это было не по мне. Я всегда хотел, чтобы люди получали помощь и верили в чудо! Это так радостно – узнать исподволь про то, что душе человеческой хочется, а потом тайно, без лишней помпы его этим одарить!
Ну понятно, подумалось мне. Вот ты дедом морозом и работаешь. Костюм, облик… Все соответствует.
А дед продолжал:
— Потом настали смутные времена… Злые, прямо скажем. Людям стало не до праздников, и я перебрался далеко от родных мест. Хоть и холодно, и снежно, а люди… – тут старик блаженно заулыбался и его необычайно синие глаза прямо таки заискрились – Люди меня там очень полюбили…
Слушая рассказ старика, я вел машину по совершенно пустому шоссе, тянувшемуся посреди огромного загадочного леса. И только полная луна, одна во всем мире освещала ленту дороги, вставая впереди над горизонтом.
И вдруг этот огромный блин пересек странный силуэт. Как будто по небу пролетел птичий клин!
— Смотрите! — воскликнул я.— Неужели птицы по ночам летают?
Дед, до сих пор мирно балагуривший, вгляделся ровно на миг. Затем встрепенулся радостно и заявил:
— Вы остановите тут. Дальше я сам.
— Зачем? – удивился я. – До Овражков еще километров пять, не меньше. Минут через пять, ну от силы через десять, доедем. Зачем вам выходить?
— Нет-нет! – отвечал с улыбкою старик. – Я все-таки прошу вас. Остановитесь. Я прибыл на место.
— Но я не могу вас оставить тут одного!
— Не беспокойтесь обо мне. – Голос старика, по-прежнему добродушный, вместе с тем обрел такую властную убежденность, что моя нога сама стала прижимать тормозную педаль.
Я съехал на обочину. Вышел из машины и помог выбраться деду.
— Ну-с, Максим Ильич, – сказал старик, поправив свой красный колпак с белоснежной меховой оторочкой, – Спасибо что подвезли. И спасибо за то, что уважили старика беседой.
Он ласково улыбнулся, покивал мне головой и направился… Прямо в темную чащу леса!
Нет, ну что это, в самом деле! Морозной ночью и прямо в лес! Я вдруг понял, что готов везти его и до Овражек, и дальше, куда он скажет. Только бы не оставлять его тут одного!
— Постойте, Николай Николаич! – Я побежал за ним вслед.
Дед остановился и повернулся ко мне, поджидая.
— Опомнитесь же! Овражки уже совсем близко! А там и электрички ходят часто и маршрутки, наверное, еще…
Он прервал меня, положив свою руку мне на плечо. Куда-то вглубь меня глянули пронзительные, с хитринкой синие глаза. И я подумал, что таких глаз у стариков не бывает. Слишком уж они у него задорные и блестят по-юношески.
— Всё. Будет. В порядке. – С расстановкой, твердо, но с теплотой сказал дед. – Спасибо вам еще раз. И счастливого рождества вам и вашему семейству. Езжайте, ибо супруга и дочь вас уже заждались. Волнуются.
Развернувшись ко мне спиной, дед легко и быстро сбежал по кювету к черной стене леса и скрылся.
Я стоял еще несколько минут, прислушиваясь к удаляющемуся скрипу снега под его сапогами. Потом я замерз и пошел назад, на шоссе. Подходя к своей «ласточке», я увидел, что она тяжело осела на задние колеса.
Так оседают машины азербайджанцев – торговцев фруктами. Когда ранним утром они, набив их товаром, едут к своим ларькам, спеша все это там выложить и к вечеру распродать.
Неужели колесо? Ведь выезжал с работы – такой осадки не было…
Ощупал, ибо в темноте смотреть все одно бесполезно, все четыре покрышки. Все целехонько, но машина была как конь, севший на задние ноги! Что за беда?!
Решив проверить все досконально, я обошел машину сзади и открыл багажник… Сунув туда обе руки я замер.
Весь багажник занимали… Покрышки!
Одна, две… Полный комплект, четыре покрышки! Вытащив одну на лунный свет, я убедился, что это новехонькая, «в масле», отличная шипованная зимняя резина! Именно то, о чем я мечтал утром! Я выпрямился, бросив покрышку на землю, и побежал к лесу.
— Николай Николаич! Николай Николаич! – кричал я. – Подождите!
Задыхаясь, я вбежал в лес. Я успел добраться до небольшой опушки, и тут затрещало, словно весело горели дрова в огромном костре. Впереди ослепительно вспыхнуло между деревьев и рассыпалась вспышка чумовым фейерверком. Меня ослепило на несколько мгновений…
Когда я снова смог видеть, передо мной был снег, черная стена леса и огромная луна над этой стеной.
И через этот огромный блин неторопливо пролетел силуэт, похожий на птичий клин.
Москва – Удельная, 2011-2013
Автор публикации
