НЕ УСПЕЛ…
«Водоворот
У ворот.
Солнце жаркое
В рот.
Магазин пустой
Клик-клик-клик…»
(«Не успел». Токарев К. А.)
I
— Ты как там? Все в норме?
— Ты о чем это? Что не так то?
— Ну, вид у тебя уже часа два такой…
— Какой такой?
— Да черт его знает. То ли задумчивый, то ли рассеянный, то ли безразличный какой-то. В общем, о чем ты мыслишь так долго то?
— Дык, а чем мне ещё тут заняться? Склон да распадок разглядываю. Всё еще чисто. Вот и размышляю параллельно о том, что в мозгу возникает. А это мое внимание не рассеивает.
— Да, ясно-ясно. Давай колись уже, что там по твоим извилинам бегает.
— Да вспомнил, как я в детстве воспринимал то, что мы сейчас уже не в первый раз делаем. Ну, точнее, не только наши действия, а вообще…
— Вот уж да уж. А поконкретнее ты сказать можешь?
— Да чего там конкретного то сказать? Ну, к примеру, тебе какой фильм про что-то, похожее на наши действия, помнится?
— Так это, фильмы про наши или похожие на наши действия не могу вспомнить. А ты чего, видел такие?
— Так о том и речь, что с конкретикой сложно в данном случае. Может, я тогда тебе проще вопрос задам?
— Ты из меня амебу то не делай. Вопрос он мне проще задаст, понимаешь ли. Ты это, не проще его задай, а по-другому маленько.
— Ну, по-другому, так по-другому… Э-э-э, как бы его сформулировать?
— Вот это да! Выходит, что ты его проще хотел из-за своего недоумия задать, а не из-за того, что меня дураком считаешь. Так, да?
— Хых! Ну, если это тебя в твоих глазах поднимает, то пусть так и будет…
— Ладно, давай уже завязывай ёрничать. Задавай вопрос по-другому, а то мне на него уже ответить по-умному хочется.
— Упс! Сигнал видишь? Подъем! Бегом! Позже побалакаем…
— Вот жеж ё-моё, отдохнули…
— Ничё-ничё, ведь после привала эрдэхи таскать легче…
— Ага, ты ещё про агээс вспомни…
— Да мне-то самому и подствольник ходить не мешает…
— Вот поэтому ты у нас туристом и числишься…
— Да-да, конечно! Ты ещё поплачь от смеха…
— Да ладно! Я все понимаю. Мы ж тебя потерять не можем… Ты ж у нас полиглот, ёпрст…
— Ага, ёклмн ещё… Хорош уже языком молоть… Топай!
— Так ты мне когда вопрос свой глупый задашь? Чтобы я на него умно ответить мог…
— Да заглохни ты, математик! Потом уж задам, зуб даю!
— Иду, молчу! Топ-топ! Чу-чууу…
В ответ один из собеседников, мелко спускающихся по склону горы со смешанным лесом, только махнул рукой. Так что следующие полсотни шагов они сделали молча.
Добравшись до своей группы, наши дозорные доложили командиру о чистоте и тишине их сектора, а дальше пошли уже в ядре группы в силу того, что солнце ушло стремительно и занавес ночи в лесных горах упал уж почти мгновенно. И шли все они аккуратно, без шума и без беседы. Конечно, был слышен хруст редкий, да ветки по лицам гладили. Но, шли люди, шли и шли…
II
— Сыно-ок! Смотри, что тебе папа перед своей поездкой ночью оставил!
— Мама! А как он в своей форме без фуражки поездом рулить будет?
— Не рулить, а управлять, дурень! Он новый комплект формы своей получил. ДНу и фуражку, конечно.
— А петлицы старые дома остались?
— А зачем тебе это надо?
— Я хочу, чтобы ты на мой пиджачок погоны пришила!
— Сыночек, не парь мне мозги! То петлицы, то погоны! Кстати, на чёрной папиной железнодорожной форме погон ведь и нету. Ты про какие погоны ляпнул?
— Ма-а-а-ма! Я про петлицы говорю. Сделай мне погоны!
Я- Ёлки-палки! Опять двадцать пять! Петлицы, погоны! Объясни мне нормально, что ты хочешь то?
— Да, ма-ам! У меня плечи размером с петлицы! Вот и пришей их на пиджак мой, как погоны! Я сегодня с ними и с фуражкой в садик пойду! Я там командовать буду!
— Чего-чего?! Кем командовать?! Что командовать?!
— Ну, мы же в войнушку играем! А я один в погонах и с фуражкой буду! А у других пацанов только будёновки и пилотки! Вот я и буду их командиром!!!
— А, вот оно что! Хорошо, иди умывайся, а я их пришью пока.
Через несколько минут мальчик вышел из ванной комнаты умытым, причесанным и очень задорным. Быстро оделся в пиджачок, ставший для него армейским кителем, надел фуражку машиниста железной дороги и гордо посмотрел на свое зеркальное отражение. И в связи с тем, что ему было почти пять лет, он в этом отражении увидел не какой-то там мухомор или подберезовик с немаленькой шляпой, а стройного и крепкого офицера советской армии. Отдав честь своему отражению, мальчуган развернулся и доложил своей маме громким голосом:
— Мама, я к походу в детсад готов! А почему ты смеёшься?
— Ничего-ничего, сынок. Я не смеюсь, я удивляюсь. – Ответила мама, с трудом пряча свою улыбку. – Давай, пошли уже! А то опоздаем!
— Есть!
— Что есть то? – Спросила мама, закрывая входную дверь и уже действительно удивляясь.
— Я не про есть, а «Есть!» говорю, мама! – Насупившись, ответил ей мальчик и, отойдя от дома, добавил, — Я «Так точно!» имел в виду.
— А-а, вот оно что! Ну, ясно теперь. Ясно. – Ещё раз улыбнулась мама и они оба помчались к садику.
До группы детского сада они добежали без опоздания. А там уже мама понаблюдала, с каким грозным и строгим видом её сын зашёл в игровую комнату и с каким любопытством его разглядывали другие дети. А мальчик построил детей в шеренгу и начал ими командовать. И все это было в той группе так, как будто дети играли в войну давненько. А было это совсем обычно. Ведь после Великой Отечественной войны шёл только тридцать третий год.
III
— Ну, вот и восход. И вот передышка…
— Да, пожрать, полежать неплохо!
— Ты что, утомился, мой друг? Чего так?
— О, ты прям сатирик. С тупою сатирой.
— Да знаю я, знаю… Я сам уже кислый.
— А ты отчего? Что нёс то, дружище? Неужто сухпая набрал на два года?
— Гы-гы-гы… А сам-то ты шутишь почти что нехило.
— Ну, ведь устал я тебя не меньше. Точнее сказать — побольше.
— Вот и наберись тогда сил безмолвно.
— А это… Как там вопрос твой? Придумал?
— О чем ты? Ешь молча.
— Опа! Зуб давай, братец!
— А-а-а, вспомнил я, вспомнил! Давай уже жрать, а не ржать, парниша! Потом я вопрос тебе кину.
День тот был чистым, небо ярким, а листва вокруг была сочной. Идти оставалось немного, но днем там ходить не надо. Всех видно. Всех слышно. Рядом всё бодро. Поэтому дневка была обычной, а круговое наблюдение стандартным. В начале.
— Ну, что командир сказал?
— А что он сказать был должен? Пошли в круговое, дружище.
— Да это понятно. Я просто спросил. От скуки.
— Ну, вот и двигай давай. И молча.
— Иду, иду… Где наша точка сегодня?
— Погоди. Винторез к нам бежит, ты видишь? Думаю, задача чутка меняется.
Так и было. К паре наших бойцов приблизился снайпер их общей группы, передал им что-то негромко и уже втроём они двинулись в сторону каменистого выступа на противоположном склоне среди густых зарослей красивого леса. Распадок был не широкий и это позволяло держать связь с командиром ещё и визуально. Шла наша тройка, как всегда, осторожно. А, приблизившись к выступу, резко остановилась и залегла. Ведь за кустами на площадке сидело двое. И не в армейском обмундировании. Один там что-то говорил в микрофон полевой радиостанции. А второй сидел на корточках и рылся в своем рюкзаке. До нашей тройки доносились отрывки сообщений бородатого радиста – «Дик хозш ву… Куза обстановк дик ю?… Гу дяк ду тхо… Колонн мич адаш ю?… Вай шиа вовшах кета веза… Гена вац… Гурду ва…»
— Та-ак, они колонну ждут. И своих ещё тоже. Винторез, глуши того с рюкзаком. А мы второго возьмём.
После этих слов раздался хлопок. Бородач, копавшийся в рюкзаке, закончил свои поиски и свалился с корточек на бок. А второй бородач с удивлённым видом попытался снять с головы наушники и дёрнуться в сторону крутого спуска, надеясь на то, что сможет уйти с каменистого выступа. Но, у него не вышло. Он ведь обмяк, сидя на месте и получив по затылку.
— Так, мы с Винторезом утащим его на дневку, а ты тут второго прячь.
— Да-да, давайте…
— Давай, мы вернёмся.
Радисту ребята стянули руки, перевернули на спину и привели его в чувство, постучав немного по мор… физиономии. Подняли и тихо погнали по склону вниз.
IV
— Ты чего это брови хмуришь?
— Мне шпингалет сейчас нужен. А где его взять не знаю.
— Ну, там их, в бараках, много. Зачем тебе нужен то?
— Да мы вчера в садике в войнушку играли. У всех автоматы и пистики как у меня были. Кроме пацана из подготовительной группы. У него вообще зачипатое ружье было.
— То есть? Что значит «зачипатое»?
— Ну-у, классное очень. Как настоящее.
— В смысле?!
— Ну, он где-то ложе с прикладом от настоящего ружья нашёл. Ещё к нему изолентой трубку примотал. Ну, из лыжной палки ствол сделал.
— Одна-а-ко! Везунчик он! А ты то что со шпингалетом собрался делать?
— Я из доски приклад уже выпилил, трубку к нему прикрутил. А из шпингалета затвор хочу сделать.
— Вот так вот. Ну, что ж. Бери отвёртку, а я гвоздодер возьму. Ты там в старом бараке шпингалет от окна открутишь, а я для нас досок со стен тех сорву немного.
— А доски зачем?
— Одна твоей будет. Вдруг ещё что-нибудь построгать захочешь.
Закончив свою беседу, отец с сыном пошли к тем баракам, в которых они прожили до переезда в новое жилое строение целых четырёх этажей. Идти надо было недолго, поэтому сил у них было не мало. Отец занялся досками, а мальчик приступил к шпингалету. Работа была недолгой. Гвозди давно проржавели и доски слетали послушно. А оконные рамы покрыты слоями краски, поэтому два шпингалета пришлось тоже содрать гвоздодером. Который мальчик взял у отца.
— А вот скажи мне, как ты из него затвор то сделаешь? Он же весь в краске. И зачем тебе два?
— А я их в ацетоне отмою. А два потому, что я два ружья сделаю.
— Не два ружья, а две винтовки.
— Ага. Винтовки.
— Ну, что ж, посмотрим. А ствол где второй возьмёшь?
— А я трубку из спинки кровати достану!
— Из чьей кровати то?!
— Я спинки же на помойке видел. И там ещё четыре трубки осталось.
— Хм, ну ладно, беги тогда сразу, пока их друзья твои не стащили.
Услышав такое, мальчуган рванул за добычей. А отец его потащил домой доски. После того как он уложил их на балконе, раздался стук в дверь и в квартиру вошёл довольный собою мальчик. В одной руке трубки, в другой шпингалеты.
— Сын мой! Зачем тебе все четыре?!
— Ну это, одна ведь стволом винтовки будет. А из трех я рябиной, пластилином и липучкой стрелять буду.
— Липучкой? Какой липучкой-то?
— Ну этой, которой на стройке куча!
— Та-а-ак!!! Если ещё раз пойдёшь на стройку, то я тебя так выпорю, что ты долго ходить не сможешь!!! Понял?!
— Да понял я, понял… — Ответил пацан грустным голосом, а про себя подумал – «Буду липучку на чердаке прятать!».
А дальше оба занялись своими делами.
V
— Товарищ капитан, там их двое на выступе было. Одного убрали, а этого к вам притащили. – Доложил командиру боец запыхавшимся голосом.
— А ваш третий где?
— Нас ждёт и чисткой там занят.
— А зачем вы этого сюда приволокли? Чем он нам важен то?
— Он же это. По рации у своих про какую-то нашу колонну спрашивал. Ещё сказал, что своих он на выступе ждёт. Вот и привели его к вам на беседу.
— Так ясно. Колонна, говоришь. И своих ждал. В общем так, я сейчас третьего к нам вызову, а вы свой мешок с говном допросите. Ты же, толмач, знаешь, что нам сейчас узнать надо.
— Так точно, товарищ капитан! Разрешите выполнять?
— Да не тяни уж. Давайте!
Сказав это, командир группы пощелкал ногтем по микрофону, призывая все смотровые группы явиться на общую точку и ушёл поднимать тех спящих, кому было разрешено отдохнуть минут двадцать. А бойцы усадили свой груз под дерево и началась их беседа.
— Ну что, ваххабит! Или кто ты там? Да и похер, собственно. Ладно, поехали. Вуш мича бу? Мас бу юш? Отрядаш кюгал дал мнла ву дещь?!
Задав три вопроса, боец наш буравил взглядом сидящего перед ним бородатого радиста. А тот лишь смотрел под ноги и не давал он совсем ответа. Боец повторил вопросы. И снова в ответ ни звука. Тогда уж толмач повернулся ко второму бойцу и сказал ему так вот.
— Млять, Винторез! Он тут геройствовать собрался. Давай уж, твори из него Ван Гога!
— Да без проблем. И быстро и аккуратно. Только это, Ван Гог себе какое ухо отрезал? Ну, правое или левое?
— Етить-колотить, какая, нах, тебе разница?!
— Ну, я ж не мясник обычный!
— Твою мать, ять, ять, ять! Хорош выеживаться! Режь давай!
— Ну, а чё?! Тебе чё, сказать сложно или ты не знаешь совсем?!
— Ёкарный бабай, Винторез! Время тратишь! На автопортрете Ван Гога правого уха нет, по-моему!
— Ну, вот это другое дело!
Улыбаясь, ответил парень и надрезал бородачу ушную раковину. Тот взвизгнул и издал вот такие речи.
— А-а-а, фа-а-ак!!! Ай эм нот фром хиэ!!! Ай эм э туэрист! Фа-а-ак! Ду нот ду ит!!!
Услышав это, толмач опешил. Затем почесал в затылке. Потом усмехнулся.
— Хренасе! И даже хорошо вышло. Ведь мне по-английски интервью с тобой легче вести, чем по-местному.
А дальше наш боец ускорил беседу, немного оттягивая надрезанное ухо «туриста» при каждом вопросе. Ответы сыпались быстро. В итоге, допрос был проведён не дольше минут пятнадцати. Боец доверил своему товарищу сторожить взятого в плен противника, а сам побежал доложить командиру.
— Товарищ капитан! Оказалось, что этот радист не из местной банды вовсе. Он заморский «турист», в общем. Он тут целый отряд ждал. Они в недалёком просёлке колонну наших вэвэшников уничтожать собираются. А на выступе у них сбор был назначен. Они какой-то учёт уничтоженных колонн ведут. Бабки какие-то отрабатывают.
— Заморский, говоришь? Так, ладно. Я сейчас со штабом на связь выйду, а вы пока бородача того прикопайте.
Уходя выполнять поставленную командиром задачу, боец встретил товарища, вернувшегося с каменистого выступа.
— Ну, что там? Зачистил?
— Зачистил, зачистил. Ещё и пару растяжек поставил. Я так понял из того, что мы слышали, что туда ещё шакалы прибудут.
— Да, так и есть. Соображалка твоя работает! Ладно, пошли со мной, поможешь нам второго козла припрятать.
— Я вам что, санитар леса, что ли?!
— Да пошли-пошли! Считай, что мы все из бригады «Скорая помощь».
Подходя к сидящему у дерева телу и стоящему рядом с ним Винторезу, наш боец жестами передал снайперу приказ командира. И приказ был выполнен быстро. Потом ребятушкам пришлось потратить некоторое время на прикрытие неживого тела дерном и заполнение участка буреломом. И сделали всё красиво. И тут же услышали в наушниках тревожные щелчки. И это заставило их бежать к командиру.
— Товарищ капитан, ваша задача выполнена!
— Отлично! А теперь уходим отсюда. Быстро!
— Так днем же это… демаскируемся.
— Отставить разговоры! Уходим быстро!!! Сами в пути поймёте!
Так группа быстро ушла из точки. И находясь в паре сотен метров от неё, услышала звук первой сработавшей растяжки. А уйдя ещё дальше, увидела звено пролетевших над ней «крокодилов» и услышала грохот «небесной кары».
VI
— Ты гулять сейчас пойдёшь?
— Нет. Ты чего? Сейчас же по телеку кино будет! !!!
— Да?! А что за кино? Как называется?
— Ну, этот. Очередная серия фильма «Семнадцать мгновений весны»! Про Штирлица! Который наш разведчик был!
— Ого себе! А можно к тебе? А то у нас телек уже вторую неделю не показывает. Только звук есть.
— Да, конечно. Заходи, заходи!
Два друга проскочили в комнату и уселись перед телевизором на пол. Ведь в креслах и на диване уже сидели родители и некоторые соседи их дома. А во дворе прекратились детские весёлые кричалки и все дети разбежались по домам смотреть этот киношедевр.
— Ничего себе! Вот это да! А где они эту форму взяли?
— Тихо ты. Шёпотом говори. А то ты смотреть всем мешаешь.
— Молчу, молчу!
Дальнейший просмотр прошёл в полнейшей тишине. Вид у сидящих на полу и мебели зрителей был неописуемо восхищенным и любопытным. А по окончанию серии пацаны молча вышли во двор и долго сидели на лавке, не зная, как поделиться друг перед другом своими впечатлениями, переполнившими их чрезмерно.
— А давай теперь в Штирлица поиграем?
— Давай! Чур, я Штирлицем буду!
— Не-ет! Я буду!
— Не ты, а я!
— Я! А ты Мюллером!
— А давай в «эн-бен-цо» сыграем? Кто выиграет, тот и Штирлиц!
И они сыграли. А после игры задумались над тем, во что им вдвоём играть можно. Думали, думали и придумали! Пошли по домам своих прочих друзей и стали их звать на улицу. А там уж им снова пришлось разыграть «эн-бен-цо», чтобы всем не стало обидно от того, что фамилия Штирлиц уже была присвоена одному белобрысому другу.
— А где мы штаб наш построим? В палисаднике?
— Да зачем в палисаднике-то? Наши же родители из окон всё увидят, а потом ещё и всыпят мне за это. Пошли все к баракам, там же ещё много сарайчиков неразобранных. Вот в каком-нибудь сарае свой штаб и сделаем!
— Отличная идея! Помчались! Кто быстрее, тот и первый!
Бежали так стремительно как будто принимали участие в олимпийских играх. И забежали в тот сарайчик, дверь которого была приоткрыта. А в нем стоял какой-то верстачок, на стене висела какая-то рыболовецкая сеть, а рядом с ней висело большое оцинкованное корыто. И было в этом сарайчике вполне чисто и уютно. А луч света падал внутрь наискосок из небольшого, но и не очень уж малого окошка. Ребята тихо и с любопытством разглядывали все, что им попадалось на глаза. И вдруг они услышали скрип закрывающейся двери, а в окошко увидели уходящего в сторону барака одного из местных жителей по имени Леха, а по прозвищу «Портфель». Один из пацанов толкнул дверь сарая и обнаружил то, что она оказалась запертой хозяином на амбарный замок. Ребята задумались над тем, как это Леха Портфель не заметил их всех в сарае. А тот, кто был назван «Штирлицем», сказал всем такое.
— Лезьте на верстак и выпрыгивайте из сарая в окно.
Идея понравилась им и первым полез их «Мюллер». Остальные посмотрели как он проскользнул в окно и неожиданно услышали его крик. «Штирлиц» выглянул в окно и увидел плачущего «Мюллера», который держал свою правую ногу в руках, с торчащим из ступни ржавым гвоздём. А подошва его полукеда была плотно прижата к старой доске уже грязного серого цвета. Не поднимая никакой паники, пацаны повыпрыгивали из окна сарая и быстро избавили своего друга от доски с гвоздём. Другими словами, «Штирлиц» выдернул доску, «Мюллер» ещё раз вскрикнул, а «Айсман» снял ему полукед. Ещё один мальчик прижал к отверстиям от гвоздя листья подорожника. После этого они снова надели «Мюллеру» полукед и повели подраненого друга домой под руки.
— А тебе не больно уже?
— Ну, есть маленько. Когда наступаешь на ногу. А на весу и не очень. А чего это ты спрашиваешь?
— Да ты тихий такой. Что думаешь?
— Да я вот о чем подумал – ты же «Штирлиц», а я «Мюллер». Зачем ты мне помогаешь?
— Ну, ведь мы пионеры. Так что ты и не Мюллер вовсе…
И так вот они дошли до дома. А там уж замазали ранки йодом и замотали ступню бинтом. Ведь были они друзьями.
VII
Группа шла по склону спокойно и очень внимательно. Взгляд вперёд, влево, вправо, вверх, под ноги. Каких либо посторонних шумов не слышно. А это настораживает всех больше. Но, группа идёт, идёт, идёт…
И подошла группа к цели. Командир жестами привлёк внимание бойцов, рассредоточил их и сообщил всем о вероятном наличии снайпера в банде противника. А нам известно, что снайпер противника в общем бою начнет уничтожать наших бойцов после того, как они сами начнут раскрывать свое местоположение, открывая свой огонь в ответ на обстрел с точек врага.
А группа была не глупой. Передвигалась она незаметно. И те бойцы, что были на склоне ниже своих товарищей, первыми огонь открывать не планировали. Ведь с верхней части склона было видно практически все, что расположили в овражке бородатые жители нашей планеты. А значит, уничтожение противника начать надо сверху. И этим же отвлечь внимание вражеских стрелков от тех бойцов, что подбираются снизу.
В самом овраге была землянка. На бруствере был пулемёт, направленный в сторону склона, уходящего вниз от оврага. Рядом с ним там сидел стрелок. И судя по его виду, был он не очень бодрым. А может быть, был он немало обкурен. Ещё были там и другие. Что-то ели. Что-то пили. И о чем-то говорили.
Из землянки кто-то вышел, замахал перед ними руками и загорланил. И это была его последняя речь. Винторез снял его сразу. И те доли секунд, которые овражные бородачи потратили на попытку определить точку, с которой был сделан выстрел, дали группе простую возможность уложить сверху всех сидевших в овраге «ваххабитов». Ну, или «чехов». В общем, всех сидевших в овраге врагов.
А уж затем те бойцы, что шли к врагу в их овраг не сверху, проверили всё и в землянке нашли запасы. И двоих молодых отморозков. Которые тряслись, как флажки от ветра. И состоялась там с ними беседа. А бить и резать их совсем не пришлось. Отвечали они на вопросы. Ведь надеялись жить и дальше. Повезло им тогда неплохо. Их увела наша группа с собой. Заодно понесли они часть найденных в землянке запасов. А возле оставшейся части запасов были усажены тела тех, кто ушёл из своего оврага в мир иной. С «эфками» под их туловищами. Чтоб они ждали тех, кто к ним тогда должен был ещё подойти. Таких же бородатых нелюдей. А наши люди снова пошли вперёд.
— Вот скажи, ты чего такой каменный?
— Да я всегда такой был. Разозлить меня, напугать или развеселить никому просто так не удавалось.
— Ясно, бывает. Так, а что ты мне за вопрос хотел выдать?
— Ты о чем?
— Твою дивизию, ты зуб же давал!
— А-а-а, да! В общем, вопрос мой несложный. Ты же в детстве видал киношки. Про войну, про победу. Так вот вопрос мой о твоём настрое или внутренних ожиданиях того, что нас встретить в наших действиях может.
— Ну, какое кино, к примеру?
— Ну, например вот тот. Про Брестскую крепость. Кино «Бессмертный гарнизон» называется.
— А-а-а, черно-белый ещё. Да, видел.
— Ну и что ты себе представил?
— Да что там себе в детстве представить можно? Герои, фашисты, герои, фашисты. Подвиги наших дедов. Смерть, страх и ненависть.
— Ну, так вот о чем я и говорю. В детстве так всё и я воспринял. А потом и думать я стал об этом. Героизм наших бессмертен. Но, кажется мне, что режиссёр с наплывом эмоций переборщил немало. Вот ты в рейд идёшь или в бой вступаешь. Что, тебя страх накрывает?
— Да нет такого. У меня же оружие. Боеприпасы. Да и противник ведь не кинг-конг какой-то. Да и природа вокруг привычная.
— Ну, вот ведь и я об этом. А ещё я не могу понять тех, кто сдаётся. Это же трусость. И жить им в плену, а не в санатории. Пытки, голодуха, унижение. Мне проще в бою погибнуть, чем потом мне башку отрежут, а я в ответ только хрипеть, да и булькать буду.
— А тут я с тобой согласен. Ведь если ты в бой идёшь, то к смерти готов уже.
— Да, можно и так сказать. Только не на саму безысходную смерть настраиваться надо, а на то, что умирать в том бою не страшно. И на победу в бою, а не на плен. Ладно, щас в горку опять полезем. Так что всё, поболтали.
— Да-да, обсудили… Выходим.
VIII
— А может, пойдём сёдня плот построим?
— Не сёдня, а сегодня, двоечник! Хы-хы! А где строить то будем?
— Ну, там. На котловане.
— О, точно! Там ещё бревна какие-то и доски есть. А это, как строить будем?
— Ну, это. У моего папы гвоздей до фига.
— Да, да! Давай ещё пацанов позовём. Они тоже возьмут. И на великах туда съездим.
— Точно, точно!
Пробежались друзья по соседним домам, собрали своих товарищей и помчались весёлой шайкой на котлован не далекой стройки. Водой он был весь заполнен. Со слоем зелёной ряски. А рядом лежали бревна и множество каких-то досок. А в средних школах тогда учили строгать рубанком, пилить ножовкой и стучать молотками. Труды же тогда в средних школах всех были. Ну, уроки такие. Вот и привезли пацаны с собой гвозди. И три ножовки. Да молотки все с собою взяли. А было ещё и в досках тех ржавых гвоздей не мало. И началась постройка нашего флота. Каждый строил себе свой плотик. А кто-то и флаг свой сделал. Из шеста и из футболки. И вот началось сраженье. Плоты все пошли на абордаж! И так вот тогда случилось, что двое дворовых пиратов свалилось с плотов в водицу. А плавать умел лишь первый. Однако дружили тогда все крепко и поэтому кто-то нырнул за тонущим в воду, а кто-то направил свой плот на помощь. И трусить тогда не считалось правильным делом, поэтому тонущий пацан не плакал, руками своими не размахивал, а молча и с круглыми от внутреннего страха глазами держался из всех своих сил на поверхности котлована. И он дождался двоих плывущих, а те его подтолкнули к приблизившемуся плоту. И он забрался на плот спасения.
А дальше было ещё веселее. Друзья развели костёр, а трое из них сгоняли на своих великах в продуктовый магазин и купили там чёрного хлеба, кружочек бледнейшей розовой колбасы и целых три бутылки прекраснейшей тогда газировки под названием «Буратино». Как было вкусно! Как хорошо! Правда, штаны спасенного друга и его двух спасателей были немного прожжены на костре, но ведь штаны и кеды, а также рубашки и майки просохли так, как-будто они в воде и не бултыхались. А это важно. Ведь родители их не должны были знать об этом потому, что они бы тогда сообщили другим родителям о катании всех детей на плотах по котловану. А дети тогда получили бы все ремня.
Пожали друзья все друг другу руки и дали торжественную клятву не выдать вот эту тайну. А лет уж прошло почти что сорок, поэтому тайну сейчас я вам всем раскрываю.
А дети тогда могли постоять друг за друга…
IX
— Задача такая! Идём на точку. По дороге увидим колонну и там этих двоих штабному особисту сдадим. А дальше мы юрт проскочим и в нашу вертушку присядем. Потом нам до базы быстро.
Услышав такую новость, ребята воспряли духом. Усталость почти исчезла и скорость ходьбы поднялась. Правда, шли уже просто молча. Прошли по лесам и горкам. И вышли потом к дороге. Дозор, тишина в зеленке. Присели и пару часов прождали. А после уже взбодрились. Увидели клубы пыли. Услышали рёв «Уралов» и бэтээра. Колонну они тормознули. Командир поговорил с каким-то майором, выпрыгнувшим из «Урала», махнул рукой своим бойцам и передал майору тех двоих, что были взяты и приведены нашей группой из горно-лесистой местности.
А после этой передачи группа наша пошла туда, где их должен был взять вертолёт. Бойцам надо было пройти быстрее сквозь небольшой местный посёлок, чтобы не заставлять вертушки терять их время. Посёлок был чистый. Дома и заборы вполне отличны. Настороженность возникла внутри нашей группы по той причине, что тихо было вокруг. Возникло ощущение того, что местных жителей нет. То ли они эвакуировались, то ли их уничтожила банда тех, кого ждали мёртвые туловища в овраге с землянкой. Командир нашей группы принял решение произвести зачистку дворов по пути к вертушке. А вышло там дальше так.
За околицей того населённого пункта раздался взрыв. А из окна второго этажа ближайшего к группе дома пошла стрельба. Группа автоматически рассыпалась вдоль обочины той не шумной до боя улицы. Тем бойцам, кто был в неглубокой канавке, было сложно открыть огонь. Командир тогда вышел на связь. Что он там говорил, было просто не слышно.
Один из бойцов то ползком, то на четвереньках выбрался вдоль дороги из сектора обстрела тех, кто не давал нашим бойцам возможности открыть свой огонь из канавы. Он приподнял свою голову над дорогой и увидел своего товарища пулеметчика, который лежал у забора и стрелял вдоль дороги. И увидел, как пулемёт перестал стрелять. А из калитки забора выбрался бородач и открыл по пулеметчику огонь. Очередей было всего три. Прошили они и спину, и руку, и ногу того бойца, у которого рожок пулемета уже был пуст. Пулеметчик пытался уйти из-под огня, но не успел…
А тот боец, что вышел из сектора бандитского обстрела, поднял свой ствол, нажал на спусковой крючок и уложил того, кто смог убить пулеметчика нашей группы. А дальше наступила кутерьма. Так вышло, что командир связался с летунами. И две вертушки появились над зелёнкой, прошли над пастбищем каких-то лошадей и разровняли с грунтом дом, что стал там огневою точкой.
И после уж затих тот бой. Одна вертушка делала круги. Вторая села, приняла свой груз. В него входил один двухсотый. Трехсотых было три. Вертушка взмыла и всю группу унесла…
ЭПИЛОГ
Так все прошло. Так было все непросто. То, что случилось в жизни — всем урок. И кто читает эту повесть, увидеть может чей-то жёсткий рок. Однако, я прошу понять те мысли, что погрузил я в повесть между строк. Я говорю про то, что в детстве сразу надо — воспитывать неслабых стойких лиц. И надо знать, что трусы – это жабы. А смелые уходят в стаи птиц…
03.01.2019
https://www.litres.ru/
Автор публикации
