Темно. Холодно. Запах мокрой пыли щекочет нос.
Уверенность, что когда-то жизнь была другой, гаснет с каждым часом… или днём. Воспоминания в голове блекнут, сменяясь другими, более похожими на повседневность. Когда перед глазами нет доказательств, что время идёт, сложно судить о чём-либо.
Она лежит на ледяном полу и водит пальцем по бетону. В темноте он различим только на ощупь. Холод бодрит.
Она чувствует себя живой.
Неизвестно, сколько времени прошло со дня, когда её гордость сломалась под весом влажного от пота и горячего от возбуждения мужского тела её «хозяина». Жизнь стала похожей на густой кисель, изображения прошлого поблекли в памяти, как фотографии, оставленные на солнце.
Перекатившись на постеленный на полу матрас, девушка закрывает глаза и прислоняет руки к лицу. В попытках вызвать воспоминания она встречает в своей голове лишь звенящую пустоту.
Пальцами она ласково гладит свою щеку, представляя, что это кто-то близкий и родной касается её. Сердце сжимается от какого-то мутного воспоминания и глаза наполняются слезами, но она не может понять, что же в этом такого трогательного. Без воспоминаний ничто не имеет смысла.
Комок в горле душит, но она не издаёт звуков. Чем явнее будет её отчаяние, тем больше «хозяева» будут давить и наслаждаться, понимая, что они её сломали.
Чем дольше она делает это, тем ярче становится ощущение покоя, будто её боль успокаивается от ласки. Закрыв глаза, она чувствует, как погружается в тёплые объятия сна.
Кто-то накрывает её одеялом и крепко прижимает к себе. Она усмехается и ластится щекой к теплой шее человека, имя которого не может вспомнить, но от тоски по которому ей хочется кричать. Болезненная жажда оказаться снова в этих руках накрывает с головой, пусть ощущение растворяется за считанные секунды вместе с приходом понимания, что она уже здесь.
— Вера, — полушёпотом говорит он, будто обращая на себя внимание, а она мысленно недоумевает: причём тут вера? Проигнорировав это, она вдруг ловит себя на другой мысли: «здесь я в безопасности». Он будто понимает её потребность в утешении и лишь нежно касается волос в поглаживании.
Здесь ничто не может причинить ей вред, потому что сильные руки родного человека её защищают. Она понятия не имеет, кто они друг другу, но она точно знает одно: пока он рядом, её никто не тронет.
Они в комнате, отделанной деревом, и тёплый солнечный свет из окна освещает помещение, создавая ныне непривычный для неё уют. Давно не видевшая ни природы, ни солнца, она восхищается его красотой, и когда замечает, что лучи освещают лицо лежащего рядом с ней человека, не может сдержать улыбку и целует его в щеку. Бабочки в животе порхают, что не может не вызвать у неё восхищение и удивление, ведь зудящая дыра в памяти не позволяет понять, почему именно эти место и момент. Она не помнит никакого мужчины в своей жизни, как и этой комнаты, но они не могли взяться из ниоткуда.
Внезапно что-то крепкое сжимает её руку и начинает тянуть назад, разрывая крепкие объятия, разрушая карточный домикбезопасности. Железная хватка горячей руки утягивает её, и она не успевает даже за что-нибудь удержаться, в ужасе глядя в глаза своего защитника, пока всё вокруг растворяется.
— Ты сильнее этого, Фэйт, — говорит он с нерушимой уверенностью, глядя в её глаза. Она верит.
Конечно же она верит, как не поверить человеку, сон о котором способен вызвать такие сильные чувства?
«Фэйт», — звучит в её голове слово, обретая смысл. «Как можно было забыть что-то настолько важное?» — думает девушка. Забыв своё имя, она потеряла свою веру в спасение.
Все сны имеют свойство заканчиваться, и вот её уже прижимают к стене и трогают там, где ей не хочется. Холод бодрит, она чувствует себя живой, но во сне ощущение покоя было гораздо сильнее. Ей больше не хочется существовать марионеткой, продаваемой озабоченным мужчинам за деньги. Яркий свет из-за двери бьёт в глаза и Фэйт отчётливо понимает, что она хочет туда больше, чем жаждет жить.
Ей необязательно шевелиться, пока над ней производится акт насилия, и это даёт ей возможность продумать план побега. По неопределенным причинам сбежать не хотелось ни разу, но частичность памяти не позволяет понять собственные мотивы.
Это очевидно. В ней, если повезёт, сорок килограммов веса, и она не ела как минимум двенадцать часов. Откуда бы тут взялась нечеловеческая сила, чтобы победить трёх крепких мужчин?
Но они доверяют ей своё самое сокровенное, а она отчаянна. Лицо из сна всплывает в памяти, когда хочется сдаться, и она замирает, чтобы решиться. От страха пропадает зрение, она только чувствует, как впивается зубами в чью-то шею, а отросшие ногти впиваются в чьи-то яйца, пока вкус во рту не меняется на металлически-кровавый. Мир исчезает в тумане, и в животе образуется тугой узел страха, потому что она боится поражения больше всего на свете.
***
В следующий момент, открыв глаза, она находит себя в лесу в грязной простыне, прислоняющейся к дереву, чтобы отдышаться. Ноги жжёт от холода, но она уверена, что способна с этим справиться, и выжить сейчас важнее.
Картинки сменяют друг друга перед глазами, но не складываются в общее изображение. У Фэйт дрожат руки. Она не понимает, что происходит. Сердце отчаянно пытается вырваться из груди, на глаза наворачиваются слёзы, но она срывается с места и бежит дальше. Кто знает, как долго она там стояла? Кто знает, гонятся ли за ней?
Она точно знает, что ей надо убегать, спасаться, найти свой дом и своё безопасное место. Вернуться туда, где её любят и ждут, и обязательно вспомнить, как её забрали, чтоб эти люди больше никогда до неё не добрались. Знакомое лицо мелькает перед глазами, когда она думает о доме. Хочется бежать быстрее, если это приблизит встречу.
— Оливер. Его зовут Оливер, — имя человека из сна бьёт ей в голову, как молния, спотыкается и падает на ровном месте, лишь на миг перестав смотреть под ноги. Память возвращается, но она не может понять, почему.
Он стоит перед ней в своей кожаной зимней куртке, весь в снегу и с мёртвым зайцем в руках. Она смеётся.
— Ты что, в сугроб нырнул в погоне за ним? – Снежинки холодные и моментально тают под пальцами, когда она пытается очистить его шапку. Меховая ушанка так ему идёт, как будто он в ней родился, как и весь этот образ охотника. Его взгляд и то, как он в негодовании качает головой в ответ на её вопрос…
Фэйт осознаёт, что этот человек был её домом, и к нему ей хочется вернуться.
Ей остаётся только вспомнить, где искать.
С трудом поднявшись на ноги, она бежит дальше, кутаясь в простыню. Зубы стучат, дыхание сбивается, но это только стимулирует бежать быстрее. Выхода не видно, но она на удивление точно знает, куда направляется. Однако не знает, что её там ждёт.
Она теряет счёт времени, когда пулей несётся между деревьев, кутаясь в простыню. Фэйт надеется добежать до города, но пока не понимает, что ей нужно сказать в больнице, чтобы они не искали её родственников и приютили её, пока она вернётся в норму.
***
На пороге больницы в каком-то посёлке она с минуту мнётся, прежде чем постучать в дверь приёмного отделения, и в итоге этого не делает.
Это замедлит поиски Оливера, а Фэйт отчаянно хочет найти его. Она не знает, сколько лет прошло с тех пор, как их разлучили и при каких обстоятельствах это произошло, но имеет представление о времени и прекрасно понимает, что явно больше, чем ей бы хотелось.
Её голову посещает идея, но она и близко не уверена, что это сработает. Но пойти ей больше некуда, так что она отправляется вглубь посёлка и стучит в первый попавшийся дом.
Сердце падает в пятки, когда она понимает, что не знает, что сказать.
— Здравствуйте, — репетирует она тихо, пока дверь ещё не открыли, и сжимает простынь в руке, — здравствуйте, — голос звучит тихо и непривычно, слегка хрипло.
Ей открывает пожилая женщина с платком на голове, мягким взглядом и добрым лицом. Фэйт благодарит судьбу.
— Добрый вечер, — с трудом говорит она. Вечер ли это? Права ли Фэйт в том, что побеспокоила пожилую женщину? — не могли бы вы подсказать мне, где я? Я потерялась в лесу, а вышла здесь, — девушка импровизирует, как может, лишь бы её только не прогнали. Ей очень нужно где-то остаться.
Женщина с пониманием кивает и приглашает её в дом, как будто ничего необычного для неё не случилось. Её лицо достаточно спокойно, чтобы Фэйт поёжилась в непонимании, но безопасность, учитывая обстоятельства, – лишь иллюзия. Она не может позволить себе роскошь выбора, ведь рано или поздно это приведёт к её смерти или к возвращению назад.
Она не хочет назад. Она хочет домой.
Женщина предлагает присесть на диван и накидывает ей на плечи махровый халат. Её руки горячие, но этот жар совсем не похож на тот, что исходил от разгоряченных ладоней похотливых мужчин; он согревает и успокаивает.
Фэйт не замечает, как дрожит от холода и задыхается от испуга, зато отлично это замечает её собеседница.
— Расслабься, внучка, — предлагает она, глядя своей гостье в лицо этим взволнованным взглядом, от которого Фэйт хочется бежать без оглядки. Ей кажется, эта женщина вот-вот разорвёт её на куски, продаст в рабство снова, или, чего лучше, попытается втереться в доверие и сдаст полиции. Она не понимает, что в таком маленьком посёлке полиция не имеет такой власти, как в большом городе. Точно так же она не понимает и того, где она находится и как далеко придется ехать, чтобы найти того, кого она так отчаянно жаждет увидеть.
У неё столько вопросов: какой сейчас год, где мы находимся, часто ли в этом посёлке похищают молодых женщин, но она не может задать и одного из них, чтобы не выдать себя раньше времени.
— Я лежала в спальнике, когда появился медведь, — ведает девушка, не думая, после продолжительного молчания, — схватила одеяло и давай бежать. Потом ничего не помню, а потом вышла здесь, — она вдруг понимает, что на ней простынь, никак не пододеяльник, и искренне удивлена. Но пожилая леди, похоже, ей верит.
Белый махровый халат, в который её укутали, мягкий и хорошо согревает. Она осознает, что от холода практически не чувствовала своё тело по мере того, как отходит от шока, и искренне благодарна, когда хозяйка дома делает ей чай. Тактичность это или нет, на вопросы отвечать Фэйт пока что не приходится.
Она делает первый глоток и от удовольствия закрывает глаза. Но её уносит вихрь воспоминаний, всепоглощающий, и вот она уже будто бы в другом месте много лет назад.
Оливер ставит перед ней чашку.
— Могу я всё-таки узнать, зачем ты заявилась с этим большим чемоданом ко мне домой? – вскинув бровь, он оценивающе смотрит сначала на Фэйт, а потом на её багаж.
Она загадочно улыбается и молчит. Они едва знакомы, но девушка уверена, что никто не выставит её за дверь.
— Мои родители хотят удачно выдать меня замуж за космического придурка. Где можно лучше спрятаться, чем в лесу? – Выражение её лица говорит, что Оливеру от неё уже не избавиться. Он негодует, но она права: какой уважающий себя мужчина выставит девушку за двери посреди леса?
— Так не в моём же доме, — в последний раз протестует он, но по его лицу видно, что он уже сдался, и загадочная улыбка Фэйт перерастает в ухмылку победителя. – Будешь спать на диване. – Хмурится он, взглядом указывая на предмет мебели в углу, потрёпанный временем и частым использованием. Обивка кое-где порвана и с его кроватью спальное место не сравнится, но как альтернативу он готов предложить только сон среди деревьев на голой земле. Конечно, она согласна и на это.
Заприметив её хитрое выражение лица, он искренне улыбается в ответ. Видимо, ему было одиноко.
Чай тёплый и невероятно вкусный. Никакой осенний холод её больше не пугает.
Оказывается, заводить дружбу с жителем лесного дома очень даже полезно.
Открыв глаза, она чувствует, как удовольствие и спокойствие растворяются. Возможно, она просидела так несколько минут, потому что хозяйка дома шумит посудой на кухне, а чай практически остыл.
Не успевает Фэйт опомниться, как её пригласили за стол и поставили перед ней тарелку горячего грибного супа. Она и не знала, что голодна, пока запах не ударил в нос и рот не наполнился слюной. Женщина кладёт перед ней ложку, и девушка, взяв её дрожащей рукой, не может поверить в происходящее.
— Спасибо, — сдержанно благодарит она, едва не полностью засунув в рот бутерброд, который прилагался к порции супа, и принимается есть.
Еда никогда не делала её такой счастливой раньше.
Проходит несколько дней, прежде чем женщина начинает задавать вопросы. Фэйт не знает её имени, но знает, что безумно ей благодарна, потому что её одели, накормили и позволили помыться.
В первый день девушка стояла под душем почти целый час, пытаясь промыть волосы от грязи и тело от прикосновений незнакомцев. Сползя по стене, она так и не смогла дать волю слезам, как бы сильно не хотелось.
Взглянув в зеркало, она ужаснулась: даже не помня себя прежнюю, она не имела трудностей с тем, чтобы заметить глубокие тени под глазами и неестественно впалые щеки. Некогда, должно быть, красивые светлые волосы были похожи на мочалку. Её взяла крупная дрожь. Ужасно.
И теперь, глядя на неё, гостеприимная хозяйка спрашивает, как можно связаться с друзьями или родственниками, чтобы Фэйт забрали.
— Спасибо, — отказывается она, — мне бы немного еды. Я доеду домой автостопом.
Это ещё страшнее, чем попасть в рабство, но она очень хочет вернуться в свой лесной дом и не может позволить себе просить денег.
— Неужели у тебя совсем никого нет, внученька? – Спрашивает женщина, а Фэйт боится сказать что-либо: лучше не сделает ответ ни отрицательный, ни положительный.
— У меня есть муж, — нахмурившись, будто он её бросил, девушка отводит взгляд, — но у него нет мобильного телефона.
У неё есть уверенность, что на вокзале столицы она поймет, куда ведёт её дорога, но туда ещё нужно доехать. Неуверенность не позволила ей доныне поинтересоваться своим местоположением и датой, и Фэйт искренне не знает, что ответить на любой из следующих вопросов. Но они не следуют, и женщина лишь кивает.
— Куда тебе нужно? Я дам тебе деньги на автобус, — Фэйт удивленно смотрит на неё в ответ на этот вопрос, а та лишь утвердительно кивает, мол, да, я всё понимаю и хочу тебе помочь.
Она уезжает из соседнего города и покупает газету, чтобы узнать, есть ли у неё надежда вернуться домой, не слишком ли ещё поздно. Пытаясь вызвать в голове последнее воспоминания, она вспоминает число, на четыре меньшее того, что написано в рамке с датой выпуска газеты. Потрясение уже не накрывает её, лишь разочарование и очередная порция страха перед грядущим. Она смотрит на бумажку с номером женщины, решившейся ей помочь, миссис Маргарет Дженел, и ей безумно стыдно, что получилось отплатить за доброту только помощью по дому, в то время как миссис Дженел сделала для неё всё, что смогла сделать одинокая вдова, живущая на одни только скромные сбережения.
На вокзале Фэйт долго смотрит на список рейсов и думает, какой из них её. Она пытается вспомнить лицо матери и жизнь, которая у неё была до Оливера, пока не приходит к смутному, неточному выводу. Перед разговором с кассиром Фэйт десять минут стоит перед зеркалом, пытаясь понять, нормально ли она выглядит. На ней джинсы размера чуть больше, чем нужно, волосы, заботливо подстриженные миссис Дженел, лежат так, как ей хочется, но неуверенность не покидает девушку.
Просмотрев список рейсов ещё раз, она приходит к смутному выводу, покупает карту местности и садится на электричку. На ней добираться дольше, но для покупки билета не нужны документы.
Пока теплый ветер обдувает её лицо во время поездки, она закрывает глаза, чтобы отдохнуть, и облизывается в предвкушении.
«Скоро я буду дома», — мечтает девушка. Воспоминания больше не приходят к ней, но она надеется, что они продолжат возвращаться позже.
За десять часов она успевает дочитать книгу и испробовать все неудобные позы для сидения, а также сменить три электрички. Но теперь она на своей станции и ей остаётся только по памяти брести куда-то, когда на улице практически стемнело.
Большие сосны смотрят на неё, как близкие подруги, и это озеро, виднеющееся среди деревьев, если оно там есть, кажется знакомым. Фэйт уверена, что оно там, хоть и не может ничего разглядеть из-за недостатка света.
Её сумка перестаёт казаться такой тяжелой, и, когда впереди виднеется небольшой бревенчатый домик, она переходит на бег.
Ещё чуть-чуть.
К ней приходят воспоминания о ночи, когда её забрали, и она существенно замедляется, будто боясь разрушить атмосферу незнанием деталей.
Они спят, когда в дверь стучат. Оливер взволнованно смотрит на неё, пока она с трудом может открыть глаза при свете свечи.
Осторожно подойдя к двери, Фэйт касается иссохшего дерева.
— Кто там? – Взволнованно спрашивает она, натягивая одеяло до подбородка. Они не привыкли к посетителям, на ней домашнее бельё и что-то не даёт ей покоя.
— Я проверю, — успокаивает Оливер и удаляется.
Стоя на месте, где, вероятно, стояли их ночные гости, она будто снова оказывается в том моменте.
Неведомая сила поднимает её на ноги, когда он скрывается за дверью спальни, и она крадётся вслед за ним, чтобы из-за угла подсмотреть разговор.
Два мужских голоса говорят что-то об обещанной награде и уплаченной сумме, пока Оливер искренне недоумевает.
«Мама и папа меня в этот раз продать решили?» — шутит Фэйт, натянув халат и выйдя из-за угла. На её лице улыбка. Она думает, что это всё не по-настоящему, но ужас, который она встречает на лице Оливера, убеждает её в обратном.
Они действительно пытались продать её несколько раз, но она никогда не думала, что это может быть серьёзно.
У гостей пушки, а у них три кухонных ножа и лук да стрелы. В кладовой.
«Я дура», — думает она прежде, чем чувствует толчок, на голову накидывают мешок, и пальцы, крепко вцепившиеся в её запястье мёртвой хваткой, явно принадлежат Оливеру; кто-то утягивает её назад.
Ей нужно было реагировать быстрее.
Фэйт не может стоять на пороге вечно, не так ли?
Затаив дыхание, она открывает дверь дома.
— Оливер? – Зовёт она, улыбаясь. Страшные времена позади, она вернулась и готова бежать хоть на край света, лишь бы больше никогда им не пришлось оказаться в такой ужасной ситуации; чтобы их никогда не нашли.
Ни слова не звучит в ответ.
Гул мух и сильная трупная вонь служат ей ответом.
Выстрел отчётливо звучит в её голове, проносясь пулей сквозь всё то, что она вспоминала до этого.
У порога её встречают лишь разложившиеся останки.