Аукина наука

АУКИНА НАУКА ИЛИ КАК ВОДЯНОЙ С ЛЕШИМ ПОМИРИЛИСЬ

 

                                 1

 

— Детский … оздоровительный… лагерь… «ЛЕСОВИЧОК» – прочитал Женька, с трудом разбирая слова на проржавевшей жестяной вывеске. — Ф-у-у-у.…  Наконец-то добрался!

Он пока не понял – радоваться этому обстоятельству, или нет. С непривычки  гудели ноги, и ныла спина. Шутка сказать – тридцать минут пехом по лесной дороге, да еще с тяжеленным рюкзаком! А может, ну его, этот лагерь…

Не успел мальчишка развить греющую душу мысль о возвращении домой, как лязгнули створки ворот. У Женьки от волнения засосало под «ложечкой», но совершенно напрасно.

Навстречу вышла улыбчивая девушка с зеленым шарфиком на шее. Она первой протянула руку:

— Галина Витальевна, вожатая шестого отряда. А ты — Женя?

— Д-д-да…

— Меня предупредили, что сам доберешься. Не испугался по лесу один идти?

Женька мотнул головой. Ну, не признаваться же, в самом деле, что готов был дать деру?

— Вот еще!

— Тогда пойдем в отряд, храбрец!

В ее глазах Женька уловил искорку недоверия, и внутри что-то ухнуло в пятки.

— Эх! И зачем только согласился в этот «Лесовичок» приехать? – заныл он про себя жалобно.

Мальчишка рассчитывал, по меньшей мере, на сочувствие. Изнеженный заботами родителей и плодами научно-технического прогресса, он впервые погрузился в незнакомую среду без интернета и городской «движухи».

Галина Витальевна повязала такой же зеленый платок Женьке, и повела к площадке, кучно застроенной деревянными корпусами с открытыми верандами. Перед крыльцом самого нового здания, еще пахнущего стружкой и сосновой смолой, они остановились:

— Ну, знакомься! Твоя кровать у входа. Извини, остальные заняты…

Потоптавшись перед закрытой дверью, Женька собрался с духом и перешагнул через порог.

В глаза бросилась спартанская обстановка — одинаковые кровати в два ряда и такие же казенные тумбочки. Зато с агитацией за чистые руки перед едой было все в порядке. На стене висела красочная стенгазета с призывом соблюдать правила личной гигиены.

Искать свободную кровать долго не пришлось. Она стояла особняком, у двери. Судя по всему, именно по этой причине она и оказалась не занятой. Женька сбросил с плеча рюкзак и присел на край полосатого матраца. Отрядовцы терпеливо дождались, когда за вожатой закроется дверь, и с жаром продолжили:

— Пацаны, чья очередь страшилки придумывать?

— Да уже все раш…ка..жа..ли, – проворчал упитанный крепыш, жадно надкусывая пирожок, — тош…ка одна. Давайте спать!

При попытке перевернуться на другой бок, сетка под ним уныло скрипнула и  просела до пола.

В этот момент мальчишки и обратили внимание на новенького, только он не очень-то этому обрадовался.

— Слышь, ты! – выкрикнул кто-то, обращаясь к Женьке. — Страшные истории знаешь?

— Про «черную руку»? – вспомнил мальчишка первое, что пришло в голову. — Или как ее… «черную комнату»?

— Ой, да это для малышни! Что-нибудь покруче давай!

— Надо подумать…

Женька в непривычной обстановке растерялся, и теперь с замиранием сердца ожидал заслуженных насмешек.

— Ой, ребята, ну его! – вскочил с постели мальчик в очках с погнутой дужкой. — Я вот сегодня «Лешего» видел. Он с «Ведьмой» на веранде в карты резался, а сам бровями вверх-вниз, вверх-вниз! И как всегда, левый ботинок на правой ноге, как у маленького. Все-таки рассеянный он.

— Так это верная примета — леший всегда левую сторону с правой путает.

— Начальник лагеря Иван Иванович точно под приметы подходит — пропищал коротышка из дальнего угла комнаты. — Волосы — лохматые, руки длинные, а как из-под бровей зыркнет – прямо душа в пятки…

Женьке стало жутковато, отчего похолодели ладони, и по спине пробежали «мурашки».

— А врачиха ночами над чаном с водой колдует, травы какие-то варит, а потом как лечебные настои дает. Типа, от всех болезней помогает!

Мальчишка загнусавил, подражая голосу медсестры: — «Дети, укрепляйте иммунитет»!

— Ведьма! Как пить дать…

— Ой, а мне завтра на медицинский осмотр идти….

— Бли-и-и-и-ин…. Вот невезуха!

— Слушайте, а кто про домовых знает?

— Да разве они бывают? Это только в сказках!

— Я слышал, они в домах живут, их кормить надо и задабривать, а иначе как начнут пакостить…

— Ерунда, я не верю…

— Ага! А куда тогда моя рогатка делась? – взвился мальчишка с обгоревшим носом. — Всем отрядом искали, и ничего. Как сквозь землю провалилась!

Кто-то не удержался, и съехидничал:

— У домового теперь ищи. А тебе она ни к чему, ты же с трех шагов в цель не попадаешь!

— У-у-у-у… Гады…

На взволнованных ребят внезапно напала зевота, как они не сопротивлялись. Шестой отряд погрузился в глубокий сон.

 

***

 

Полная луна лениво выкатилась на середину неба, щедро посеребрив дрожащие  листья тонких осинок. Женька, как ни пытался, но глаз сомкнуть так и не смог. Он уставился в потолок, чутко прислушиваясь к новым звукам. Все эти рассказы про леших, ведьм и домовых накопились в голове, и мальчишка еле сдержался, чтобы не завопить истошно на весь лагерь. В сумраке комнаты, подсвеченной уличным фонарем, в каждом углу притаилась необъяснимая жуть, подступая к кровати все ближе и ближе.… Женька зажмурился, а когда чуть-чуть приподнял ресницы, так и ахнул! За окном бесшумно пролетело белое привидение с черными глазищами — дырами.

Женька натянул на голову одеяло:

— Успокойся, тряпка! Это же просто целлофановый пакет …

Через ватную тишину ему толи послышалось, толи на самом деле – осторожный стук в окно: — тук-тук… тук-тук…

Мальчик окаменел, бубня под нос как заклинание:

— Мне не страшно…  Мне не страшно…

Проснуться бы, но даже у сна свои законы. Когда часы пробили двенадцать раз, туман проник сквозь узкую щель под дверью и медленно окутал комнату. У Женьки от страха застучали зубы. Он замер, не в силах пошевелить и мизинцем.

— Напугали, поди-ка, мальчонку-то! – проговорил кто-то жалобно под окном.

— Они, современные, ничего не боятся! – возразил другой. — Не переживай. Я однажды их страшные истории под окном подслушал, сам испугался.

— Стало быть, вызывай – заворчал плаксиво первый, — времени нет.

— Ладно, покличу.

На улице раздался свист – негромкий, зовущий. Женька с трудом оторвал голову от подушки, преодолевая нахлынувшую волной жуть, и с силой ущипнул  руку:

— Ой, больно…

Свист повторился, еще более настойчивый, чем прежде. Скинув простыню, мальчишка, испытывая ужас, опустил босые ноги на холодный пол. Страх неизвестности смешался с любопытством, и ожиданием тайны.

В свете апельсиновой луны Женька разглядел двух колоритных старичков с растрепанными, свалявшимися волосами. Один – круглобокий, щекастый, в просторной рубахе, подпоясанной пеньковой веревкой и в плетеных лапоточках. Другой — повыше, худощавый, с подвижным, широким ртом и в ветхих лохмотьях. У Женьки мороз пробежал по коже:

— Это я сплю…

— Смотри-ка, пришел! – кивнул одобрительно «круглый».

— Я свистел правильно! – похвалился другой, сложив губы дудочкой.

Он нагнулся к земле и поднял холщовый мешок, из которого пахнуло сырой землей и гнилью. Гипноз спал, и мальчишка не выдержал. Он заорал так, что зазвенели стекла корпуса:

— А-а-а-а-а!!! А-а-а-а-а!!!

Только что уснувшие мальчишки как ошпаренные подскочили с постелей, прильнув носами к стеклу.

— Да это новенький орет! – узнали они Женьку. — Чего он?

К корпусу прибежала перепуганная Галина Витальевна:

— Все, все, успокойся. Это просто плохой сон.

Женьку затрясло мелкой дрожью, но не от холода, а от пережитого страха.

— Они… они… йик… хотели меня… в мешок! – попытался рассказать Женька, всхлипывая и заикаясь.

— Да ты про кого? – не поняла вожатая.

— Маленькие, человечки – повторил Женька. — Я идти не хотел, а он свистит….

— Все по кроватям! – прикрикнула Галина Витальевна на охочих до зрелищ мальчишек. — Чужих слез никогда не видели?

 

***

 

Утром только и разговоров было, что о ночном происшествии. Ребята наперебой делились впечатлениями:

— А он ка-э-э-э-эк завопит!

— Да нет, сначала он на крыльцо вышел, как лунатик!

— Ага, а потом идет с закрытыми глазами на свист и …..

— Ой, пусть он сам расскажет!

Мальчишки загудели, как улей. Женька смутился, лихорадочно соображая, как объяснить про привидевшихся человечков.

— Я уснуть никак не мог – начал он, — а потом услышал свист. Время – полночь, все дрыхнут, а тут кто-то шуршит под окном.

— Страшно? Ха! Это еще ничего!

— У нас тут вообще – место нечистое…

— Ребята, а помните прошлой ночью…

— Может – хватит? – взмолился Женька.

Мальчишки переглянулись, и поняли, что перегнули палку.

— Что дальше-то было?

— Короче – продолжил мальчишка, — я не мог на свист не выйти, как будто с постели подняли и на улицу вывели, а уж когда те двое мешок достали…

— Бедненький, а ты в штаны не наделал?

— А у него памперсы есть!

— ХА-ХАХА!!! Ой, не могу!

У Женьки от стыда раскраснелись уши. Он сильно пожалел, что доверился мальчишкам.

 

***

 

— Вот беда! – покачал головой домовой, сидя на пне старого дуба. — Испугали касатика нашего, теперь побоится выходить. Что делать, Аука?

Он нервно затеребил короткими пальцами кисточки на пояске. Рядом зашуршали лохмотья:

— Пока луна полная, еще раз попробуем. Слышал, чо про тебя сказали то? Будто домовых не существует!

— Я вот рогатку-то подальше в лесу схороню, вспомнят меня добрым словом.

— Да на кой она тебе? По воробьям стрелять, что ли?

— Да иди ты к Лешему! – ругнулся  домовой. — Может, другого мальчонку найдем?

— Он самый для нас подходящий – возразил Аука, — девять лет, душа пока безгрешная …

— А вот этого мы не знаем – возразил домовой. — И зачем ты мешок достал?

— Я – чтобы все по правилам. Откуда у него грехи-то? Ты — домовой, вот и узнай.

Тот прищурил булавочные глазки и пригрозил аккуратным кулачком:

— Расскажу Лешему, что ты на меня все дела навесил, а сам мальчишку перепугал!

Перепалка между ними затянулась, пока домовой не спохватился:

— Ох, бежать пора, а то дверь закроют, придется на крыльце ночевать. Приходи завтра, еще раз попробуем.

Он осторожно слез с корявого пня и завязав потуже поясок, степенно направился в сторону лагеря.

— Командует еще! – рассердился Аука, издав вслед товарищу резкий звук, похожий на щелчок: — Щелк!

Домовой инстинктивно пригнулся, запоздало сообразив, что это проказы Ауки. Погрозив в темноту, он поспешил выйти из леса.

 

2

 

Женька со страхом ждал следующей ночи. Чем меньше времени оставалось до полуночи, тем он больше сомневался. Может, правда, сон? А если ребята подшутили? Такое и правда бывает, когда не понятно – привиделось, или взаправду. Сердце колотится, стараешься убежать, или спрятаться, и в голове вертится только одно: — сейчас проснусь – и нет ничего! А страх снова рядом, и снова надо бежать! Время тянется как паучья сеть, и сил сопротивляться совсем не осталось. Ну, будь что будет…

Мальчишка переживал не зря. Вскоре раздался знакомый свист. За дверью, которую уже без прежнего страха открыл мальчишка, стояли, гримасничая и беззвучно шевеля губами, домовой в новых лаптях и нарочито сердитый Аука.

— Смотри, сам вышел, не побоялся – толкнул довольно Аука домового в рыхлый бок.

— Ладный мальчонка-то! – пропел умильно домовой. — Да ты не глазей, мы живые.

Женька испуганно моргнул, когда Аука длинными, жесткими пальцами потащил его от корпуса, шурша лохмотьями.

— Будем знакомы – протянул он ребенку на удивление теплую руку. — Я – Аука, дух лесной, пугаю всех, кто ко мне без разрешения ходит. Запутаю, голову заморочу, из леса не выпущу!

У Женьки волосы встали дыбом. Он сделал шаг назад.

— Опять мальчонку пугаешь, лесная твоя душа? – зашипел домовой и поспешил представиться: — Домовой я. Вчерась шибко обиделся, не поверил ты в меня, а я — вот он!

Домовой надулся от важности и чуть не споткнулся о торчащие из земли корни дерева.

— А зачем вы здесь? – прошептал Женька. — Мешок еще притащили…

— Так за тобой пришли, милок, а про мешок забудь – нашелся быстро домовой, старательно поправляя рубашонку. — На тебя вся надежда, надо лес спасать, договор-то уж скоро закончится.

— Не понимаю….

— Дай я растолкую, – оборвал несвязную речь домового Аука, блеснув в темноте блестящими глазами. — Нашему лесу-батюшке уж веков десять, а то и поболе, и все бы хорошо, да скоро он во владения Водяного перейти может. По договору, что ведьма составила, живая, безгрешная душа в ночь на Ивана Купалу должна не побоясь непрерывную черту вдоль берега провести, от озера, где русалки хороводы водят до самого конца лесных владений хозяина леса — Лешего. А уж потом новым заговором закрепить, тогда Водяной и Леший соседями останутся, а ежели тот храбрец страху в душу напустит – сам в нежить превратится, а лес наш под озеро уйдет.

Женька в деталях представил дремучий, непролазный лес. С надеждой, что все-таки не ему суждено ту черту провести, успокаивая нервную дрожь в коленках, осторожно спросил:

— Что з-з-за черта?

— Так это граница, стало быть. Мы свои территории сторожим, в чужой мир не лезем, иначе беде быть. Одно могу сказать – за то время, что черту будешь вести, Водяной испытывать будет — туману напустит, чтобы с пути сбить, русалки песней усыпят,  дядька Водяной петухом прокричит… Ночь Купальная самая волшебная! Нежить над человеком смеется, к себе заманивает. Ты поведай, много ли грехов имеешь?

Мальчишка ссутулился, зябко поеживаясь от влажного воздуха, и задумался. Конечно, сказать, что он абсолютно честный человек, было бы враньем, однако и мелкие прегрешения вспоминать не хотелось. Да и чего ради? Женька решил про все не говорить.

— Мама просила в магазин сходить, я притворился, что нога болит.

— Говори еще! – топнул требовательно ногой Аука.

— Горький сироп не пил, когда горло болело, потому что противный. В новых ботинках глубину лужи измерял…

— Да ты нам про грехи толкуй! – не выдержал домовой, — а твои проказы мы и так знаем.

— Так что говорить-то? – расстроился Женька. — И чего я должен перед вами распинаться? Может, вы мне снитесь?

— Вот до чего молодежь поперечная пошла! – всплеснул ручками домовой, обращаясь к Ауке. — Никакого уважения нету.

— Ладно, не видишь – чистая у него душа, лучше научим, как лес от Водяного спасти.

Он потер с готовностью ладошки:

— Значит, только смелый и честный человек может ту черту-то провести. Для порядка надо, стало быть, к ведьме сходить, испить наговоренной водицы для храбрости, чтобы нечистая сила власть над тобой не имела, да ведьмачка больно несурьезная, все больше модные журналы листает, наряды выбирает. Раньше зелья варила, заклинания творила да в ступе летала, а сейчас – другое дело. Машину собралась покупать, тьфу-тьфу-тьфу…

— Как же ее искать? – поинтересовался робко Женька.

— Да чего ее искать-то? Ведьма в «Лесовичке» докторшей работает. 

— Точно место нечистое! – запаниковал мальчик. — Начальника лагеря Ивана Ивановича Лешим называют, ведьма – медсестра…

— Отвар ведьма приготовит, никуда не денется, а волшебные слова надо самому придумать, чтобы, значит, договор прежний разрушить – подсказал Аука. Это все потом, главное – твое согласие. Нам без леса, Женя, никак нельзя, пропадем, сгинем среди хвостатых русалок и дядьки Водяного, не наш это мир. Я дух лесной, а воду – не выношу. Ты не подумай, не для себя стараемся. Окромя меня да Ауки в лесу другие духи живут, вот загибай пальцы-то.

Домовой закатил глаза и начал методично перечислять: — Боровик – дух бора, все грибы его, ежели поблагодаришь хозяина за грибную полянку, с полной корзинкой домой придешь, потом Дедка – дух кладов, ох, и горят огнем глаза у него в темноте, а особенно ярко в ночь на Ивана Купалу, когда хлопцы цветущий папоротник ищут. Загибай палец следующий, чтобы Лешего не забыть. Ему, значит, все звери и птицы подчиняются, да еще грешным делом любит он с хорошим человеком в карты сыграть. Теперь без счету ведьмы да черти, шибко беспокойные, хитрят, с пути сбивают. Вот сколько нас в лесу!   

Аука и домовой заискивающе  посмотрели на замерзшего Женьку, и у того не хватило смелости отказать:

— Я п-п-попробую. Выходит, у вас целый мир… Настоящий, живой. Я раньше про это только в сказках читал, и на уроке истории.

— И что же вам рассказали, мил человек?

— В прежние века люди были неграмотные, темные, вот и придумали, будто рядом с ними живет нечисть всякая.

— Ты, Женя, поосторожнее со словами! Выбирай выражения! – скривился домовой.

— Я не специально! Так в учебнике написано! Народ искал объяснения непонятному, пугающему. Например – почему гром гремит, или кто лошадям гриву заплел.

— Так понятно же! – подпрыгнул Аука. — По небу Перун Сварожич на золотой колеснице мчится, стрелы-молнии метает. Волосы его, что тучи черны, а борода – рыжа, так золотом и искрит. А гриву вон, домовые плетут, или овинники, ежели хозяева гостицец забыли оставить.

— Это мы можем! – расплылся в довольной улыбке домовой. — Ну-ну.…  Еще чего знашь?

— Да вроде и все – вздохнул Женька. — Я же не знал, что вас увижу. По- настоящему.

— Выходит, поверил в нас?

— Ага…

— Вот спасибо! Уж не чаяли, что найдем спасителя. Только про нас не болтай, помалкивай про нас то – предупредил взволнованно домовой, одергивая по привычке полы длинной рубахи.

— Чего ты-то беспокоишься за лес? – огрызнулся Женька. — Ты же домовой….

— Не будет леса – не будет лагеря, а я на кухне живу – там дух вкусный – протараторил охотно домовой, манерно отставив ногу в сторону.

Не успел Женька спросить, когда очередная встреча, как чудаковатые знакомые пропали.

Он открыл глаза от бликов яркого солнца за окном. На душе повеселело.  Ночные гости уже не показались страшными, а наоборот, довольно симпатичными и даже беспомощными. Женька бы никогда и не догадался, что в лесу столько чудесного и таинственного. Умрет лес, исчезнут беспокойный Аука, и высокомерный домовой, к которому мальчишка успел привязаться, и все остальные.

Единственное, что больше всего беспокоило Женьку, так это медсестра, которая по версии домового и Ауки – настоящая ведьма. Мальчик досадливо поморщился, но хочешь, не хочешь, а идти за отваром придется.

 

3

 

В третью ночь Женька ожидал самого худшего. Предстояло познакомиться с ведьмой. Воображение нарисовало ему древнюю старуху-горбунью с глазастым филином на плече. К своему удивлению в стерильном от дезинфекции кабинете мальчик увидел миловидную женщину в белом халате неопределенного возраста, не молодую, и не старую. Черные волосы она закрутила в крупные букли, и спрятала под колпаком. Медсестра ткнула наманикюренным пальцем в сторону кушетки и коротко сказала:

— Раздевайся до пояса.

Женька задрожал осиновым листком. С трудом расстегнув рубашку, он присел на край холодного дерматина.

— С чем пожаловал, соколик?

Женька замешкался. Он понял, что не зря ребята медсестру ведьмой называют – нос крючком, глаз цепкий, а еще шкаф с пучками сухой травы, от которой распространялся сладковатый запах.

— Давай-ка я тебя осмотрю – поднялась лениво со стула медсестра и прикоснулась холодными пальцами к Женькиному животу.

— Ой, холодно!

— Часто болеешь?

— Не очень…

— Было бы не очень, не лежал бы на этой кушетке! – заключила она, слушая его дыхание. — Не нравишься ты мне, хрипы.

— Да пройдет – встрепенулся Женька, — правда!

— Значит, в лес собрался. Угадала?

— Угу.

— Ладно, отпущу, но с одним условием.

Медсестра заговорщески подмигнула Женьке, и загадочно произнесла:

— Чтобы быстрее поправиться, попьешь отвар. Я его сегодня вечером приготовлю, заберешь.

Женька лихорадочно поискал глазами предполагаемый чан, где ведьма будет зелье варить, но ничего похожего не нашел.

— А он горький? – спросил мальчишка.

— Ничего, потерпишь, зато уж точно поможет. Вечером приходи.

Женщина с невозмутимым видом уткнулась в инструкцию по вождению транспортных средств, потеряв интерес к пациенту.

Мальчишка порывисто дернул на себя ручку двери и бросился бежать в корпус.

— Сбывается все! – охнул Женька, — ведьма сама про отвар сказала.

 

***

 

Лагерь неистово готовился к таинству волшебной ночи. Девчонки безжалостно обрывали одуванчики на венки, а мальчишки искали способ стянуть незаметно коробок спичек у повара. Женька же все время мысленно возвращался к разговору с медсестрой. Идти за отваром ему ужас как не хотелось…

Тем временем Галина Витальевна доложила хмурому, ушедшему в себя Ивану Ивановичу, как идет подготовка к празднику.

— Все под контролем! Костер будет маленький, никто ничего не подпалит. Девочки венки по воде пустят! Ой, а Вы опять обувь перепутали…

Мужчина недовольно крякнул и запыхтел, стараясь отвлечь ее внимание от собственных ботинок провокационным вопросом:

— И купаться будете?

Галина Витальевна осеклась, и чуть помедлив с ответом, виновато произнесла:

— Все-таки ночь необычная … Купальная. Мы и Вас приглашаем.

Суровый начальник резко остановился и с горечью в голосе глухо сказал:

— Можете плавать, через костер прыгать, папоротник до утра искать, или клады, короче, предоставляю полную свободу действий.

Галина Витальевна онемела:

— Вы разрешаете?

— Этот сезон последний. Администрация района предупредила, что скоро лес и все прилегающие территории затопят, а озеро превратится в водохранилище.

— Как же так? А лагерь? А дети?

— Будем строиться в другом месте, – ответил Иван Иванович резко. — Прошу паники не сеять.

— Неужели ничего нельзя поделать? Лес ведь замечательный!

— Помочь может только чудо, – вздохнул Иван Иванович. — Вот и поколдуйте у костра….

— Шу-ти-те! – промямлила Галина и попятилась назад.

Начальник профилактория комментировать не стал и как-то бочком, неуклюже, засеменил в другую сторону, поглядывая тайком на собственные ботинки.

Женька, прячась за толстым деревом, все отлично услышал.

— Значит, договор между Лешим и Водяным действительно существует? А ботинки Иван Иванович и правда путает. Или мне показалось?

Женька потряс головой, избавляясь от наваждения.

 

***

 

Мальчишка до последнего откладывал визит к медсестре, пока не услышал за спиной:

— Боязно? Ох, чтобы ты без нас делал! – потряс Аука лохмотьями.

— Вечереет. Спешить надоть – добавил домовой.

— Вот пристали! – закапризничал Женька, оттягивая время.

Странная троица, по протоптанным ребятней дорожкам добралась до медицинского пункта. Поднявшись на цыпочках, они украдкой заглянули в освещенное окно.

Медсестра выглядела иначе, чем в первый раз. Пышные волосы она заколола гребешком, а вместо стерильного халата надела длинную юбку в пол. Перелистывая желтые страницы потрепанной книги, она чертыхнулась:

— Черт, ничего не понятно! Буквы не разобрать.

Аука привычно сложил губы трубочкой и несколько раз ухнул по-совиному:

— Угу! Угу! Угу!    

Ведьма оторвалась от работы и подошла к окну, вглядываясь в темноту:

— Аука, ты, что ли? И домовой с тобой…

Аука виновато потупился:

— Вот ведьма, не проведешь!

Женщина открыла дверь для поздних гостей, и с изумлением уставилась на Женьку:

— А ты что здесь делаешь?

— Я, я… за отваром – нашелся мальчишка, кое-как справляясь с оцепенением.

— Ваши проделки? – спросила ведьма у домового.

— Не сердись, касатушка! – попытался смягчить ее тон Аука, — это же наш спаситель.

— Этот? – покосилась ведьма с недоверием на перепуганного мальчишку.

— Не сомневайся, мы его проверили, – уточнил домовой, — по всем статьям подходит.

— Ладно, ваше дело, – отмахнулась она, — я вот заклинание никак не вспомню, отвар не получается, силы у него нет.

— Говорили тебе – вернись в лес, живи, как все ведьмы живут – поджал недовольно губы Аука. — Что делать то будешь, современная ты наша?

— Сварю тебя в котле, и делу конец! – пригрозила разозлившаяся ведьма. — А ты чего молчишь, или страшно? – обратилась она к притихшему Женьке.

— Так что делать?

— Помогать. В заклинании должно быть пять слов, но не простых, а чтобы слева направо и наоборот одинаково читалось, а потом сверху вниз.

— Это как «А роза упала на лапу Азора?» — проявил завидную смекалку Женька.

— Типа того – буркнула ведьма-медсестра, делая пассы руками над тазом с зеленоватой жидкостью, в которой плавали корешки и увядшая трава. — Начало я помню – Сатор, Атеро… Что-то там «тнет» какой-то, четвертое не помню и последнее – Ротас. Давненько я заклинаниями не баловалась….

Аука и домовой заметно загрустили.

— А без этих слов никак не обойтись? – поинтересовался мальчишка, выслушав тарабарщину.

— Я тебя заговоренной водой умою, смелости прибавится. Кстати, ты тоже должен постараться такое заклинание придумать, чтобы возврата к старому договору не было.

— Я не сумею – засомневался Женька в своих способностях к волшебному стихосложению.

— Да не думай – человеческое, но со смыслом.

— А срок какой? – повесив уныло голову, спросил Женька.

— Так нету никакого срока, сегодня ночью договор и закончится, – отрубил пути к отступлению Аука.

Женька так и сел.

— Давайте скорее волшебный заговор вспоминать – поторопила медсестра, мучительно проговаривая вслух слова – Сатор, Атеро, м-м-м-м, как там — Нет, Тенет, точно, Тенет, Ротас, а четвертое…

— Опера! – выкрикнул Аука, держа прямо перед глазами ведьмину книгу, — Опера!

— Молодец, душа лесная, откуда прознал-то? – просияла довольная ведьма.

— Да в книжке твоей и прочитал, видно тут маненько.

— Помолчите теперь, – поднесла она палец ко рту и, низко склонившись над чаном, торжественно произнесла:

— С…А…Т…О…Р.

  А…Р.…Е…П…О.

  Т…Е…Н…Е…Т.

  О…П.…Е…Р.…А.

  Р.…О…Т…А…С!

Вода булькнула, и по ней живо разошлись круги.

— Готово! – крикнула ведьма и осторожно, стараясь сохранить каждую каплю, перелила полученную жидкость в пластиковую бутылку.

Она внимательно посмотрела на Женьку и вытащила из волос гребешок.

— Вот тебе мой подарок!

— Чего мне им делать-то? Я же вон – под машинку…

Женька провел рукой по бритой макушке.

— Русалки больше песен любят волосы расчесывать. Увидят путника, и давай просить гребешок. Ежели замешкаешься, то до смерти защекочут.

Она незаметно сунула гребешок мальчишке в карман, и обняла по-матерински:

— Удачи! 

— Пора в лес идти – напомнил шепотом встревоженный Аука.

Женька уныло глотнул горького отвара из горлышка, и с сожалением подумал, что обязательно все провалит. Как он черту проведет, если кругом ребята? Начнут над ним смеяться, да тут еще бутылка эта дурацкая. В лесу темно, заблудиться можно…

 

4

 

Никто, кроме Женьки не побоялся идти по лесу, погруженному в чернильно-вязкую тьму. Атмосфера приключений детей скорее взволновала, чем напугала.

Женька встал крайним в колонне, поглядывая по сторонам и придерживая онемевшей рукой бутылку под рубашкой. Может, и правда, ведьмино заклятие начало действовать, но мальчишка расслабился, как от валерьянки. Бойся, не бойся, а пути обратно все равно нет.

Женька незаметно отстал, стараясь не выпускать из вида отряд. У него пересохло в горле, и пришлось еще раз приложиться к бутылке.

— Куда идти? – запаниковал мальчишка, покрутившись на месте.

Лес, молчаливый и неприступный, остался безучастен к тревогам ребенка. Казалось, жизнь лесного народца замерла в ожидании чуда.

Вдруг зашуршали ветви деревьев, и кто-то вполголоса спросил:

— Не испугается мальчик? Уж больно робок…

— Так другого нету, а искать некогда…

— Ведите его к озеру, да пусть заговор придумает покрепче. Черта должна на другом конце леса закончиться, где в прошлом году молния дубок молодой подпалила. 

Женька раздвинул колючие кусты. В окружении Ауки и домового он узнал Ивана Ивановича. Начальник лагеря отдал распоряжение и незаметно слился в кромешной темноте между вековыми дубами.

— Водяной очень злится, грозит русалок напустить! – добавил он с досадой из глубины зарослей.

Женька выждал для верности несколько минут, и осипшим голосом крикнул:

– Эй, вы!

Аука повернулся на голос и обрадовался:

— Женя! Вот хорошо, что пришел! Ребятешки то уже костер разожгли, времени мало осталось.

Женька нервно моргнул. Стоя у самой кромки, он засмотрелся на идеальную гладь глубокого водоема. На середине озера появились большие круги, как в тазике у ведьмы, и разошлись до берега.

— Ишь, русалки балуют – хмыкнул домовой. — Ты им не поддавайся, они петь скоро начнут.

— И что? Подумаешь – поют они! – расхрабрился Женька.

— Э-э-э-э, не скажи! – перебил его домовой. — Песнь их чародейная, завлекущая. Только остановишься послушать, как на дне илистом и окажешься! А еще они страсть, какие из себя красавицы…

Домовой мечтательно закатил глаза, вспоминая прелести хвостатых дев, но быстро вернулся к разговору:

— Ой, это тебе не надо, малой еще.…  А вот  горькой полыни я припас.

Он протянул мальчику пучок пахучей травы.

— Русалки, Женя, ее шибко не любят! Как почуют, так носы воротят от ейного духа.  

— Ох, как все сложно! Никогда бы не поверил, что такое бывает – расстроился Женя.

— Само собой! Откуда ж тебе, городскому, про то знать? Шибко умные все стали, учеными зоветесь,  а про то забыли, что Мир вокруг – с живой душой. Даже камень, что под ногами валяется!

Женька с домовым мысленно согласился. В городе можно еду заказать, не вставая с дивана, сосед соседа по имени не знает, и вообще, живут люди как роботы – дом-работа-дом, а тут.… Это еще надо разобраться, чей мир более живой!

 — Некогда разговоры разговаривать! Прощаться будем – выдавил нехотя из себя Аука. — Уж не забывай про нас.

— Ох, голова моя садовая! – хлопнул себя по бокам домовой. — Меду-то для дядьки Водяного забыли передать!

— Это еще зачем?

— А как же! Опосля русалок из воды дядька Водяной выйдет, начальник,  значит, над ними  – бородатый, пучеглазый, да верхом на рыбе-карп!

У Женьки подступила к горлу тошнота. От одних русалок можно с ума сойти, а тут еще Водяной…

— Точно! – крякнул в кулак Аука. — Тут полынью и чесалом не обойтись.

— Беда в том, что он любит представиться ребеночком, али лошадью, будто тонет. Захочешь помощь оказать, а он тебя – цап! И в омут. А ты, Женя, шибко душевный…

У Женьки язык прилип к небу. Он понял, что никогда ему не справиться с такой уймой нечисти. Лучше сейчас отказаться, чем дать пустую надежду Ауке и домовому. Только мальчик открыл рот, как домовой протараторил:

— Я тебе меду дам. Дядька-водяной его шибко уважает. В ноги низко поклонись, уважение окажи, он тебя и отпустит.

Женька выдохнул, и смирился. Предусмотрительные Аука и домовой позаботились обо всем, что могло помочь спасителю леса. Теперь дело оставалось за ним, и нельзя никого подвести, даже ценой собственной жизни.

— Да ладно вам! – успокоил мальчик растроганных Ауку и домового. — Мне уже не так страшно, только чем черту прочертить?

— А вот! – протянул Аука сучковатую палку. — Береза – дерево верное. Так ты, запомни, Женя – черту прерывать никак нельзя. Веди ее вдоль берега от этого мостка до упавшего дуба на другом краю леса. Нечистая сила трижды испытывать будет. Перво-наперво – русалки, потом Водяной, а потом уж туман стеной встанет, чтобы, значит, тебе помешать черту провести.  Ну, ежели все запомнил, легкой тебе дороги!

Аука махнул в направлении леса рукой и лохмотья на его теле мелко затрепетали.

— Ладно, что могу, сделаю – заверил Женька, крепко сжав в руке палку.

Только теперь, оставшись один на один с неведомыми силами природы, Женька понял, что такое настоящий страх.

Со стороны реки подул холодный ветерок. Камыши ритмично закачали велюровыми головками. В воде раздался характерный всплеск. Женька покрылся «холодным потом». Он  впервые услышал биение собственного сердца: — Бух! Бух! Бух! В голове пронеслось:

— Русалки! Началось…

Взяв старт у развалившегося мостика, мальчик с силой воткнул березовый кол в мокрый песок. В ту же минуту, чуть возвышаясь над водой, образовали бесовский хоровод зеленоволосые девы, затягивая чародейскую песню:

— Шивда, винза, каланда, миногама!

 — Ийда, ийда, якуталима, батама!

— Нуффаша, зинзама, охуто, ми!

— Копоцо, копоцам, копоцама!

Издалека они ничем не отличались от девчонок в гламурных серебристых купальниках. Также плескались, поднимая фонтаны брызг, повизгивая и отжимая мокрые волосы. Этого и боялись Аука и домовой — коварны русалки, обманут, заворожат несмышленого мальца. Женька, к счастью разобрался быстро. Тела русалочьи, хоть и девичьи, но покрыты рыбьей чешуей, а длинные волосы больше похожи на водоросли. А вот песня их оказалась, и правда, волшебной. У Женьки ноги стали ватными. Мысли потеряли былую ясность, веки отяжелели. Только он собрался прилечь, как сквозь сонный дурман пробился наказ домового:

—  Разбросай полынь! Разгони чары навеянные!

Мальчик потряс пучком горькой травы над водой, и песня стала стихать.  Видимо, крепкий запах полыни сделал свое дело.

Не успел мальчишка прийти в себя, как сквозь путаницу мыслей пронеслось:

— Некогда отдыхать.… Подари им гребешок, пока не защекотали!

Дрожащими пальцами Женька нащупал в кармане ведьмин подарок – расческу с редкими зубьями, и кинул в сторону русалок. Тотчас вместо усыпляющего напева раздалась громкая перепалка. Русалки не смогли поделить между собой дешевую безделушку.

— А все-таки похожи они на девчонок! – хмыкнул Женька, — Такие же тряпичницы.

От пережитого захотелось Жене освежиться, смыть с лица русалочье колдовство. Только он опустился на колено, пытаясь зачерпнуть речной воды, как из глубины черного омута выскочил, блестя медной чешуей огромный карп. Его как жеребца оседлал голый, обрюзгший старик с зелеными усами и окладистой бородой, крича во все горло по-петушиному:

— Ку-ка-ре-ку-у-у!!!

Зеленые космы дядьки Водяного растрепались, и повисли паклями, закрывая лицо. Женька повалился на спину от неожиданности.  В ушах противно зазвенело.

Старик сделал круг по водоему и пропал из виду. Только Женя успокоился, как услышал у берега леденящий душу плач ребенка:

— А-а-а-а-а!!! А-а-а-а-а!!! Спасите! Помогите! Тону-у-у-у…

Женька машинально расстегнул пуговицы на курточке, стянул штаны, и только сделала шаг к воде, как увидел перед собой образ Ауки. Он погрозил ему пальцем и сказал:

— Дядька-Водяной шалит! Не верь ему!

Женька немедленно отступил назад.

— Мед же есть! – стукнул он себя по лбу и оставил баночку с угощением среди зарослей мать-и-мачехи.

Мальчик жадно припал губами к бутылке:

— Горло только промочу!

Времени на отдых совсем не осталось, и Женя упрямо продолжил путь, опираясь на березовую палку. Чтобы отвлечься от страха, он занялся стихосложением для заклинания:

— Леший … лесом …дорожит, Водяной – в воде… лежит.… Пусть черта …границей служит, договор …навек …разрушит.

Под ногами захлюпало, и текстильные кроссовки мальчишки быстро намокли. Озеро вышло из привычных берегов, неумолимо подступая к границе леса. Женька замедлил шаг и несмело оглянулся назад, где на широких листьях кувшинок по-хозяйски заквакали пупырчатые лягушки, тревожа сон Водяного.

— Вернуться – страшно, да и стыдно! – всхлипнул продрогший до костей мальчишка.

Над головой с шумом пролетела хищная птица – ночной охотник, резанув воздух широкими крыльями. Женька инстинктивно втянул голову в плечи. Хрустнула под раскисшими от влаги кроссовками оброненная белкой  шишка. Сверчок застрекотал в высокой траве. Женька, не смея оглянуться, стараясь не напустить в душу предательского страха, все дальше и дальше удалялся от владений дядьки Водяного.

— Осталось третье испытание! – вспомнил он, и под ложечкой предательски засосало.

Среди поредевшего леса уже показались четкие очертания обугленного дерева, как серый туман плотной стеной преградил путь вперед. Женька от злости топнул ногой, безуспешно пытаясь разглядеть ориентир, но тщетно. Седой сумрак окутал и лес, и траву, а верхушки высоких разлапистых елей запутались в нем, как в рыхлой вате. Под одежду проникла мерзкая сырость, ночной воздух насытился запахом гнили и мокрой коры. От ужаса у Женьки скрутило живот, но он не остановился, чувствуя каждой клеточкой дрожащего тела верное направление. Не беда, что ноги ободраны в кровь колючими ветками, и за каждым кустом мерещится нечисть. Женька погрузился в сказку до конца, по законам которой в конце всегда торжествует Добро.

Когда сил не осталось, и он готов был сдаться, Женька с удивлением обнаружил, что березовая палка сама ведет черту, подсказывая условленное место. К счастью, перед закатом небо посерело, туман лениво рассеялся, и отступил. В двух шагах от Женьки показался сваленный дубок с обгоревшими ветками.

С чувством выполненного долга герой торжественно воткнул палку в оговоренном месте, и упал без сил на росистую траву. Но не время отдыхать. Настал момент волшебное заклинание произнести. Женька собрался с последними силами, и громко проговорил:

 

— Леший лесом дорожит,

  Водяной в воде лежит.

  Пусть черта границей служит,

  Договор навек разрушит.

  Птицы снова гнезда вьют,

  Песнь русалки не поют!

 

— Вот и все! – выдохнул с некоторым сожалением мальчишка. — Закончилось приключение, зато Договор не нарушен.

Уже без прежнего страха, а скорее с бравадой он подумал, что его, наверно, обыскались, и что Галина Витальевна задаст по первое число. Да разве это беда, по сравнению с испытаниями, что выпали этой ночью?

Женьку просто распирало от заслуженного чувства гордости. Как ни крути, а он  преодолел собственную робость и провел заветную черту. Теперь Лешему, то есть Ивану Ивановичу, никуда переезжать не надо – и лес, и лагерь останутся, как и его друзья – беспокойный Аука и ворчливый домовой. А самое главное – не видать Водяному лесных просторов! Как говорится – каждому свое…

 

Женьку, конечно, нашли. Не обошлось и без наказания, но в целом жизнь лагеря потекла в обычном режиме, пока подобревший Иван Иванович торжественно не объявил о прощальном костре. Он торжественно доложил, что принято решение о нецелесообразности затопления реликтового леса, но с одним условием – дети должны расчистить берег озера от хлама. Чей отряд наберет больше веток – тому по праву принадлежит честь зажечь прощальный костер.

Женька вспомнил, как он ночью выводил черту и первым откликнулся на призыв:

— Ребята, я знаю место, где этого добра – видимо-невидимо!

Он, конечно, не признался, откуда у него такие знания. Да и какая разница?

До утра полыхал красными языками костер, в котором весело трещали сучковатые палки, трухлявые ветки, и … мальчишеские страхи.

 

***

 

Вернувшись из лагеря, Женька пришел отметиться к педиатру. Заглянув в кабинет, он чутко уловил знакомый аромат душистых трав.

За столом сидела медсестра, уткнувшись крючковатым носом в автомобильный справочник.