Точка невозврата

0
642

Номинация: «Реализм»

ПРОЛОГ

         Мне всего шестнадцать, но мне уже есть, о чём вам рассказать. Более того, у меня есть достаточно опыта для того, чтобы с точностью назвать время, когда я была счастлива. Это было ровно три года назад.

Я говорю о безмятежном, неуклюжем счастье, которое даже не подозревало, что его время на исходе. Три года назад у меня было всё: свой город, семья, дом, друзья. Все разрушилось слишком быстро, чтобы я успела осознать, насколько была счастлива. Но теперь, когда каждая минута падает на плечи увесистым кирпичом, я понимаю, что оставила за спиной.

Да, теперь я личность. Но если становление личности должно проходить через такой ад, то стоит ли игра свеч?

 

ВОЙНА

А в новостях — опять ракеты,
Слезы детей, волна террора,
Но на вопрос, зачем все это —
Лишь тишина и нет ответа.

Louna

         В тринадцать лет я была замечательным ребёнком, не то, что теперь. Мне искренне хочется, чтобы вы знали меня в тринадцать – такой я предпочитаю остаться в глаза окружающих.

         Мне казалось, что я могу всё, и это состояние было настолько опьяняющим и волшебным, что я моментами теряла голову от своего всемогущества. В тринадцать лет я серьёзно увлеклась рок-музыкой. Я была не просто пассивным слушателем, а самым, что ни на есть подкованным фанатом, который наизусть знал жанры, составы групп, историю их образования и кое-что из личной биографии музыкантов. Именно тогда во мне зародилась искра чистого, искреннего, самозабвенного протеста, желание всё изменить. Я сбрила висок, и в моём городке действительно произошла маленькая, комнатная революция. И при этом я не переставала быть отличницей и «примерной девочкой», что лишний раз разрывало все шаблоны и стереотипы. Ничего я тогда не любили так, как свою причёску. Также именно в этот период я плотно срослась с литературой. Я любила книги ещё с начальной школы, но если раньше я поглощала все подряд, словно питалась в школьной столовке, то теперь я стала наведываться в элитные рестораны, выбирать что-то по-настоящему своё и смаковать этим. Я выискивала книги, которые пронизывали бы меня насквозь, отдавалась этим историям со всем присущим мне максимализмом, искала то, чего не знает моё окружение, и продолжала уверенно выходить за привычные рамки. В моих глазах полыхал огонь, мне было всё по плечу. Тогда мне казалось, что я много знаю и практически всё умею. Я бы не отказалась сейчас от такой уверенности…

А потом пришла война. Я не найду нужных слов для описания подробностей, потому что тот, кто не пережил это, всё равно не поймёт меня, а тот, кто испытал всё на своей шкуре, не нуждается в словах. Память услужливо ликвидировала большинство воспоминаний, но некоторые выжили, и иногда навещают меня. Мне было тринадцать, когда по моей обыденной жизни проехались гусеницей танков. Учителя говорили, что я «не по годам взрослая», но по-настоящему повзрослеть мне предстояло тем летом.

Признаю, самые кровавые ужасы войны обошли меня стороной. Но мне вполне хватило и того, что выпало на мою долю. Мой родной город перестал быть таковым. Теперь это была банка голодных червей, и мне нужно было сорвать крышку и выбраться, чего бы мне это ни стоило. Люди разделились на чёрных и белых. Я была среди чёрных, и мы были в меньшинстве. Черными я назвала нас не потому что мы плохие, а белые – хорошие, а просто потому что люблю этот цвет. Там вообще не было хороших или плохих. Были только люди и нелюди. А я, в свою очередь, успешно плясала на острие ножа, притворяясь бесцветной. Война обнажает людей, достаёт скелеты из шкафов, заставляет снять маски. Это период больших разочарований и предательств, проверка на прочность, которую я, как мне хочется верить, прошла.

Я могла умереть. Но ни тогда, ни сейчас меня не пугала эта мысль. Мой город обстреливали, снаряды падали в считанных метрах от моего дома, а я в это время сидела в подвале многоэтажки, который совершенно не был предназначен для бомбоубежища. Единственное, чего я боялась – потерять кого-то из родных. Мы ждали каждого дня с надежной и страхом, вслушиваясь в списки погибших, и отчаянно боялись услышать знакомое имя. На тот момент моей младшей сестре исполнилось четыре года. Она плохо разбиралась в буквах, не очень любила учить со мной цифры, но уже хорошо понимала, что такое война. И если у меня есть причины ненавидеть человечество, то это будут войны.

Я не устаю поражаться человеческому организму. В стрессовых ситуациях он работает на износ, чувство самосохранения зашкаливает, но, когда опасность позади, ты будто находишься в вакууме. Я бы сравнила это с влиянием наркотиков, если бы знала, как они действуют. Но в то время все люди вокруг изменились, все наши оболочки перестроились. Природа, животные, всё стало подчиняться другим законам и ритмам, будто кто-то включил экстренный режим. Всё живое пыталось выжить.

Взрослые старались не пугать и не впутывать детей. Поэтому дети были очень напуганы и всегда в курсе дел. Я знала, что моя семья поддерживает не ту сторону, которую поддерживает большинство. Я знала, что нужно держать язык за зубами. Мне было всего тринадцать, но я научилась маскироваться среди сверстников и людей намного старше меня, балансировать, предугадывать, выстраивать собственные тоннели среди совершенно неизведанной местности. Морально я была истощена. Я не могла быть собой в полной мере, а если это связать с моим тогдашним желанием самовыражаться и быть честной, то мне буквально хотелось выть. Я даже не знаю, что расстраивало меня больше: страх за физическую жизнь или духовную.

Война – это слово. То, что происходило со мной, не опишешь словами. Я надеюсь, вы простите мне эту смазанную главу, наверное, у меня не выйдет вложить в неё то, чего вы от меня ждали. Я просто хочу, чтобы вы знали: с вами говорит человек, который выжил.

 

LOUNA

Духом окрепнув в борьбе, путь проложила себе –

Объединив города, наша коммуна!

Всем тем, кто с нами горел — пусть полукруг с буквой L

Напоминает всегда: Мы — это Louna!

Louna

         Я думаю, что тем летом четырнадцатого года могла сойти с ума. Вокруг меня происходило столько вещей, к которым я совершенно не была готова, что моё тогда ещё неокрепшее сознание могло помахать ручкой. Но меня спасли.

Это случилось в конце мая. Я просто наткнулась на одну песню, которая не смолкала в моих наушниках день, а затем и ночь. Она не надоедала мне, не приедалась, у меня и в мыслях не было включить что-то другое. С каждой секундой раскрывались новые грани, всё моё существо вливалось в ритм, мелодию, я подпевала каждой клеточкой, пока по телу лихорадочно бегали мурашки. Так в мою жизнь пришла группа Louna с песней «Бойцовский клуб».

На следующий же день были прослушаны и скачаны все альбомы, а я увлечённо ворошила интернет в поисках новой информации. Это была пятёрка ребят из Москвы, которые просто ворвались в мою жизнь, сохранили её, изменили, отыграли одну из ключевых ролей в становлении моей личности. Мощнейшие по смысловой нагрузке тексты, много песен, связанных с литературными произведениями, ярый протест против милитаризма и тоталитаризма, идеи равенства, братства и свободы — вот, что пришло в мою жизнь. Чтобы понять некоторые тексты, мне пришлось перелопатить кучу сайтов, прочесть Оруэлла, Бегбедера, Брэдбери, Паланика, Хаксли. Это было время, когда мне безумно нравился тот человек, которым я являлась.

Единственное, с чем я не могла смириться, было атеистическое мировоззрение моих новых учителей. Моя семья не отличалась особой религиозностью, но один отец стоил, наверное, целой кельи фанатиков. Он верил, и доказательства были ему не нужны. Поэтому он был очень напуган и растерян, когда доказательства потребовались мне. У меня появились вопросы, и никто не смог мне на них ответить. Мне было страшно. Что, если я перестану верить? Что случиться со мной? Но здравый смысл взял верх, и я сделала свой выбор. На вопросы мои ответили, разве что, Кристофер Хитченс, Ричард Докинз и война за окном, поэтому не стоит распыляться о том, чью сторону я выбрала. Теперь я стала неделимым целым большой Louna-семьи, разделив все аспекты нашей нелёгкой жизни.

Жизнь у таких людей правда нелёгкая. Кричать о свинском поведении политиков, глупости и жестокости религий, необразованности и духовной слепоте общества в наших странах – это постоянный риск. Они были моими героями, они остаются ними. Песни этой группы не стихали в моих наушниках ни на пыльном полу подвала, ни на смятой от бессонной ночи кровати, ни за партой в школе. Мой мозг нашёл, на что переключиться, чем отвлечь себя, и это было лучшей пищей для него.

На фоне этой группы в мою жизнь стали врываться новые честные банды постсоветского пространства, соображения которых были так мне близки, что я ни на секунду не сомневалась в том, что делаю. Я начала писать свои первые, ещё неокрепшие, но такие честные и живые стихотворения, в которых выливала боль и злость, в которых имела право быть несогласной.

Для меня война не закончится никогда. Выбрав свой пусть с группой Louna, я выбрала изменить этот мир, изменив себя. Максимализм во мне давно потух, и теперь мне больше по душе рассудительность и здравый смысл, но я никогда не забуду, кто я. Никогда не забуду, чему меня учили, к чему я пришла, что для себя выбрала. Тот переломный момент остался шрамом на моей истории, но я благодарна за него. Важно, чтобы в тяжёлые времена тебя подпитывало что-то стоящее.

Я уже четвёртый год член этой большой неугомонной семьи. Все сложные моменты я пережила именно с этой группой, всё моё нутро пронизано ней насквозь. И если я когда-нибудь смогу сказать спасибо, я буду кричать так громко, что меня услышат даже в сонном царстве теней.

 

ДАНЬКА

 Страх и агрессия –

Новая профессия.

Слот

         Сколько я себя помню, я всегда мечтала о старшем брате. Я очень нуждалась в ком-то взрослом, сильном и непременно родном, чтобы он никогда не смог предать. Судьба, со свойственной ей иронией, наградила меня сестрой. Младшей. Осознав масштабы катастрофы, я решила во что бы то ни стало отыскать того, кого могла бы называть братом.

С Данькой мы были знакомы с детского сада. Это был вечно улыбчивый мальчуган на год меня младше, глаза которого были полны озорства и, словно огромные экраны, отображали задуманные шалости. Он напоминал мне взъерошенного и непоседливого воробья, который всё никак не может найти себе место и оттого неустанно снуёт повсюду. В первый класс мы тоже пошли вместе, разделив сумбурные и весёлые семь школьных лет. В седьмом классе Данька стал моим соседом по парте, а я, на правах новоиспечённой матери, взялась за его воспитание. Отныне все мои тетради для него были раскрыты, как счастливый пропуск в жизнь без плохих отметок. Решить два варианта на контрольной для меня было чем-то самим собой разумеющимся. Тогда моя жизнь строилась исключительно на ощущение нужности. И – о счастье! – я была нужна.

Шило в Даньке сидело поистине огромное. Мама его, очень милая женщина, волей-неволей становилась частым гостем в кабинетах учителей и директора. Но Данька не был ни трудным, ни невоспитанным ребёнком, просто энергии в нём было столько, что хватило бы для освещения кого-нибудь Нью-Йорка или Лас-Вегаса. А доброты его хватило бы на всех людей мира, ведь, глядя на его улыбку, невозможно было не улыбнуться в ответ.

Итак, я стала счастливой подругой-сестрой-матерью. Под моим чутким руководством Данька стал выполнять домашнюю работу (или, на худой конец, списывать), избегал передряг (или был из них вовремя вытянут). Я искренне любила этого ребёнка, у меня появился брат, о котором я так мечтала! И теперь перед нами открывался целый мир: огромный, захватывающий, прекрасный и жестокий.

А затем началась моя точка невозврата. В наш дом пришла война. Никто из моих близких людей не погиб, но скольких же она забрала у меня, скольких же я потеряла… Даньку война забрала первым. Слишком быстро лукавые огоньки в его глазах стали лихорадочным блеском, а беззаботная улыбка превратилась в надменную ухмылку. Мой любимый братишка впитал в себя весь яд тех событий, а у меня не было противоядия.

Помните, как я разделила людей на чёрных и белых? Родители Даньки были ярыми белыми, и сына своего они растили в лучших традициях: с ненавистью к чёрным. С ненавистью ко мне. Я до последнего пыталась спасти брата, но одна маленькая девочка не перевесит огромную фабрику ненависти. Данька забросил футбол, которым занимался раньше, искал встречи с оружием, мечтал о навыках матёрого солдата. Мечтал убивать. Я плакала каждый вечер. Война забрала у меня всё, во что я верила: моих друзей, мою семью, моего Бога.

Я неустанно повторяла себе, что дети – отображение своих родителей, но вместо того, чтобы успокоить, эта мысль злила меня ещё больше. Неужели возможно учить своего ребёнка ненависти, вкладывать в неокрепшие руки автомат? Как могли эти люди скормить души своих детей ненасытным стервятникам? Мне было страшно. Маленькая босоногая армия: глупая, упорная и жестокая.

Я продолжала любить Даньку. Для меня он не перестал быть родным, если такое возможно, когда следишь за каждым своим словом, взглядом, вздохом… Я была совсем одна. Сильная, взрослая и осторожная. Мне нужно было выжить и остаться человеком, а тогда это было не самой простой задачей, как и осознание того, кого мне теперь следует остерегаться – своих друзей…

Когда через полтора года я уезжала, во мне не было радости. Я оставляла там всё, оставляла брата. Моим прощальным подарком было стихотворение, первые строки которого уверяют:

«Мой друг, мой брат, мой светлый лучик

С глазами светлыми, улыбкой вечной,

Ты знай, что если нас разлучат,

То я любить тебя не стану меньше».

Расставаясь, мы обнимались и плакали. Тогда моё сердце впервые разбилось на тысячи осколков, самый большой и красивый из которых, я оставила брату.

Прошло два года. За это время Данька написал мне всего один раз. Написал для того, чтобы сказать, что я чёрная, а значит, больше не его сестра, значит, что он меня ненавидит. Это был первый раз, когда мне вышибло дух, первое предательство. Здесь, в чужом городе, я была пока ещё никем, но и там, дома, для близкого и родного человека я теперь тоже никто…

Но, если вы помните, я была сильная, взрослая и осторожная. Всё можно пережить, и потеря Даньки не стала исключением. Я давно простила его, но не тех, кто развязал эту войну. Потому что дети – это самое дешёвое и мощное оружие. У меня, у Даньки, у тысячей ребят забрали детство, дав взамен страх и ненависть. И это безумно страшно, но от этого не перестаёт быть правдой, дети – это просто ещё один ресурс.

Жалею я лишь об одном. Зная импульсивность Даньки, ручаюсь, что листок с моим стихотворением он выбросил. А значит, больше не помнит, как сильно я его люблю…

ТЁМЫЧ

И кто-то уйдёт, а кто-то

 Станет под пули, но не предаст.

                                                                  Fleur

         Я всегда любила свой класс. Это было искренне, даже немного фанатично, но, главное, взаимно. Я всегда была готова взвалить на себя ответственность, любые обязанности, помогать им, защищать их. Это была моя семья.

И когда в начале седьмого учебного года нам объявили, что нас соединяют с ещё одним седьмым классом, я была обеспокоена и недовольна. Нашу слаженную систему, которую мы взращивали годами, теперь подвергнут опасности чужаки. Класс это был небольшой, около тринадцати человек, и все они были мальчиками. Я мысленно готовилась к вечному шуму, погромам, дракам и прочим нарушениям нашей идиллии. Первые недели две было тяжело. Мы, «Б» класс, держались особняком, нас было больше; «А» класс молча сопел на почтительном расстоянии от нас. Но затем стало ясно, что это просто новые друзья. Новые одноклассники, которых я полюбила так же сильно и самоотверженно, как любила остальных. Мы стали одни большим, шумным, но невероятно дружным «Б» классом.

Артём тоже был среди новеньких, и он выделялся. Все считали его клоуном из-за постоянных искромётных шуток, но я видела, что он намного старше и мудрее всех нас. В первую неделю, когда классы притирались друг к другу, Артём раздражал меня сильнее всех, у нас даже было пару стычек, во время которых он не переставал подшучивать надо мной, а я злилась и парировала каждый его выпад. А потом мы стали лучшими друзьями.

Никто не знал настоящего Артёма. Он рос в семье без отца, но вырос настоящим мужчиной. Среди моего поколения мне так и не удалось встретить более мужественного, спокойного и рассудительного парня. Он единственный мой друг, который ни разу не заставил меня плакать. Он единственный человек, который остался со мной после того, как я причинила ему боль.

Артём открылся только мне. Только я знала его тайны, страхи, переживания, только я поддерживала его и всегда старалась понять. Не прочитав ни одной книги, он был очень интересным и грамотным собеседником, делал пусть и не блестящие, но внушительные успехи в школе. И обладал безукоризненным чувством юмора. После нескольких месяцев общения я уже не могла представить себя без него. Это была моя поддержка и опора, моя защита.

А затем Артём влюбился в меня. Это было самым необдуманным его поступком. Мне, тринадцатилетней девчонке, очень льстило его внимание, но ответить на его чувства в той мере, в которой он хотел, я не могла. Потому что на тот момент я абсолютно ничего не смыслила в подобных вещах, а он любил. Любил, как может не каждый взрослый, по-настоящему. Из-за своей неуклюжести в этом вопросе я часто причиняла ему боль, иногда даже осознанно. А он просто смотрел, и глаза его становились невыносимо грустными.

Артём всегда хранил секреты. Причём не только мои, но и других людей. Несмотря на то, что мы были бесконечно близки, он не рассказывал мне тайн, которые ему доверили другие люди. «Ты же знаешь, я не могу». И я всегда уважала это. Это единственный парень на моей памяти, способный на поступки. Помню, как на зиму выбрала себе самые модные и ужасные по своей конструкции сапоги: кожаные, с заячьи мехом, невероятно неудобной колодкой и тринадцатисантиметровой платформой. И настал гололёд. Я просто шла и молилась всем богам, чтобы не расквасить нос. Артём жил в соседнем дворе, но в школу выходил значительно позже меня, часто опаздывая на уроки. После того, как я посетовала ему на свои сапоги, он ждал меня утром под подъездом. Он не предупредил меня об этом, не наделял этот поступок героическими оттенками, он просто провожал меня до школы. И это был тот поступок, который я запомню навсегда. Навсегда запомню заколочки, подаренные на День всех влюблённых. Навсегда запомню, свой первый поцелуй, который случился именно с этим человеком. Навсегда запомню, как больно ему было от моего легкомыслия, как он прощал меня. Я никогда не встречала и знаю, что больше не встречу такого человека.

Семья Артёма тоже поддерживала белых, но он был единственный, кто знал о том, что моя семья другого мнения. И он также был единственным, кто наплевал на весь этот бред и просто был рядом. Я помню, как он рассказал мне, что записался на бокс, будто это было вчера. На самом же деле, вчера он звонил, чтобы рассказать об очередной победе на соревнованиях. Каждый бой, который заканчивался победой или поражениям, каждую тренировку и нещадное голодание для стремительного снижения веса пред соревнованиями Артём прошёл так, словно это нечто лёгкое, невесомое, обыденное. Он никогда не жаловался, даже если ситуация была критической, никто не видел его слабым, растерянным, напуганным. Но я видела, как он плакал. Это было в день моего отъезда, когда мы обнялись в последний раз.

Артём один из немногих людей, кто поддерживает со мной отношения после моего отъезда. Мы списываемся буквально каждый день, оба знаем друг о друге больше, чем кто-либо. Если один из нас хотя бы день не выходит на связь, другой тут же начинает бить тревогу. Я жду результатов его соревнований, он – моих олимпиад. Я знаю, что мы всегда вместе, сколько бы километров нас не разделяло. Я знаю, что это тот человек, который поймёт, никогда не осудит и всегда будет на моей стороне. Я знаю, что он меня любит. И я благодарна этому человеку больше, чем кому-либо.

Я верю, что мы встретимся. Обязательно встретимся. Мы дружим четыре года, и будем дружить всю жизнь. Это единственная вещь, о которой я могу сказать с точностью. Это единственный человек, в котором я уверена больше, чем в себе. Это единственный совершенно чужой мне человек, который меня полюбил.

АЛЕКСАНДРА ПЕРВАЯ

                                               Это мой причал, я рада видеть вас всех!

                                               Здесь мои друзья, я снова слышу ваш смех.

                                               С корабля на бал, и в этом счастье моё.

                                               Это жизнь моя, и это круче, чем всё!

                                                        Louna

         Сашка всегда была незаурядным человеком. Только она могла петь мне на уроках английского хиты Русского радио, за что я любила её ещё больше.

С Сашей мы были знакомы ещё с детского сада, но прогрессировать наша дружба начала только в седьмом классе. Тогда моя Александра стала становиться грамотной и перспективной барышней, а мне было приятно смотреть на зарождение такой интересной личности. Я не верю в женскую дружбу. Но Саня – свой пацан.

Сашка тот человек, у которого атрофировано чувство зависти, желание сплетничать и многие другие сомнительные качества, которые приписывают женскому полу. С ней можно было идти в разведку, а операцию она могла провалить разве что из-за того, что внезапно запоёт очередной шлягер. Только она способна пойти в магазин за хлебом и притащить хомяка в коробке из-под чая. Только она обладает такой искренностью и добротой.

Саня второй после Артёма человек, который общается со мной после того, как я уехала. Собственно, они единственные. Но если с Артёмом я отлично ладила, ещё будучи дома, то дружба с Сашкой переросла во что-то очень крепкое и дорогое именно после моего отъезда. Тогда мы осознали, что в нашем окружении не осталось людей, с которыми можно просто интересно поговорить, посмеяться, доверить что-то. Теперь Сашка – мой единственный друг женского пола, которому я доверяю, как себе. Именно с ней мы можем болтать по телефону часами, просить совета друг у друга, обсуждать что-то и принимать коллективные решения. Она мой лучик света. Однажды Сашка написала мне: «Из-за тебя я начала читать книги. Ты мотивируешь меня». И это было самой приятной вещью, которую мне доводилось слышать. Это ещё один человек, который наплевал на политические аспекты и прочую чушь, и просто любит и ценит меня за то, кем я являюсь.

Из-за Сашкиных аристократически наклонностей в телефоне она у меня подписана, как «Александра Первая». И если бы вы её знали, вы бы поняли, что это как нельзя лучше характеризует её. Я безумно люблю этого человека и дорожу ней. Именно она, будучи так далеко, неустанно поддерживает меня, искренне интересуется моими делами, радуется и переживает вместе со мной.

Да, я абсолютно не верю в женскую дружбу. Но Саня – свой пацан.

АНДРЮША

Маленькие дети на крышах домов
Всех улиц, районов, кварталов, городов.
Тянут руки к солнцу, ловят тепло
Но вот это солнце, растворившись, ушло…

         Lumen

         Андрюша был ещё одним персонажем, с которым судьба свела меня ещё в детском саду. И именно в детском саду на мои плечи легло тяжёлое материнское бремя.

Андрюша был добрейшим ребёнком. Мне кажется, он в принципе не мог даже мыслить со злостью, настолько он был мягок и раним. Когда мы пошли в один класс, стало ясно, что Андрюша – букварь, то есть тот ученик, который досконально знает всё, что написано в учебнике. Но несмотря на свои выдающиеся интеллектуальные данные, он был жутко невнимательным и несамостоятельным мальчиком. Это он, идя по улице и глядя по сторонам, мог наступить на собаку. Это он целый день искал второй туфель после урока физкультуры, пока тот преспокойно лежал под его стулом. Это он регулярно приходил в одежде, которую надевал задом наперёд или наизнанку. Андрюше нужен был постоянный контроль и внимание, чтобы ничего, как говорится, не вышло. И я была искренне рада уделять ему внимание. Я называла его в шутку своим сыном, по факту же он был моим младшим братом. Очень младшим.

За такую самоотверженную опеку меня невероятно любила мама Андрея. Это была красивая и постоянно весёлая женщина, которая души во мне не чаяла, и которая гоняла Андрюшу, как сидорову козу, чтобы тот ни в коем случае не отставал от программы. Благодаря этой муштре он и стал букварём, но лично я не могу утверждать, хорошо это или плохо.

Это был милый, безобидный и бесконечно удивлённый всему новому мальчишка в очках. Он был тайно и по-детски в меня влюблён, о чём знали все вокруг, но он так и не сказал об этом. И это бесспорно к лучшему. Потому что я любила его всей сестринской любовью, на которую была способна. Я восхищалась его успехами, всегда поддерживала и помогала, защищала, когда это было нужным. Меня никогда не смущала его мягкотелость, он просто был таким человеком, я принимала это.

Мне было больно его оставлять. Я не знала никого, кто мог бы присмотреть за ним, когда меня не станет рядом, я очень переживала. Андрюша всегда дарил мне потрясающие подарки, которые выбирала его мама. И в тот последний раз, когда они оба взволнованные зашли ко мне в квартиру, Андрюша протянул мне коробочку с серебряными серёжками. Я, он, наши мамы, все мы плакали в тот момент. Мне было так тяжело оставлять людей, которых я бесконечно люблю, с которыми связано так много.

В силу своей стеснительности и какой-то природной зажатости, Андрюша не поддерживает со мной связь. Я знаю, что главное – это захотеть, и тогда возможно всё, но я не сержусь на него. Я знаю, что это один из немногих людей, который будет всегда мне рад. А те серёжки – единственное украшение из дорогого металла, которое я ношу, и никогда не упрячу в шкатулку.

7-Б

Больно быть чужим среди своих,
И позорно быть своим среди чужих.
Тем, кто честен был в своей борьбе,
Остаётся верить лишь самим себе.

         Louna

         В моём классе было много ребят, которых я искренне любила. Даша с её нестабильным настроением, что, казалось, было её изюминкой. Юра, который хотел стать рэпером и часто приносил мне на проверку свои тексты. Богдан, который сыпал несмешными шутками и говорил совершенно невовремя совершенно неуместные вещи, но за это его все и любили.

Мне был дорог каждый из этих ребят. Всех их я ценила, считала индивидуальными и яркими личностями, всегда была готова помочь. Тот последний год я жила ними, любовью к ним. Потерять их означало для меня потерять всё. Даже когда началась война, когда практически каждый из них озлобился и потерял своё прежнее лицо, я верила, что всё можно спасти. Я никогда не смогу простить их сломанные жизни, мою сломанную жизнь. Из всех, кого я так любила, рядом со мной сейчас только двое. Я знаю, знаю, что такими вещами проверяется дружба, что могла случиться другая ситуация, из-за которой они оставили бы меня, но это ровным счётом ничего не меняет. Это были мои ребята, которых я безумно любила. Это было моей первой сильной болью, разочарованием, но это также очень меня закалило. Мне казалось, что без своих ребят я ничего не значу, ничего не сумею, потеряю себя и больше никогда не смогу стать кем-то важным, любимым.

Всё оказалось наоборот. Благодаря этой потере, я стала сильной, а сила гарантирует успех. То, что я имею сейчас, можно назвать успехом в каком-то роде. Но дыра, которая осталась внутри меня после этого расставания, не заполнится ни одним успехом, никогда.

СЕМЬЯ

И мы не сможем быть чище воды,
Кислотных снегов и дождей.
Мы не сможем быть добрее, чем есть,
Мы не сможем быть добрее людей.

         Lumen

         Я уже говорила, что война заставила меня потерять всё, во что я верила: моего Бога, моих друзей, мою семью. Последнее, наверное, стало самой неожиданной потерей.

Я не знаю, любил ли нас отец. Он всегда был таким странным и своеобразным человеком, что невозможно было понять, что у него на уме. Когда я была младше, я просто любила его. Когда выросла, поняла, что любовь нужно заслужить.

Он никогда не понимал ни меня, ни мою мать, ни людей вокруг. Это был тот человек, который считал, что он прав во всём, а мир предательски с ним не соглашается. Перед тем, как уехать с матерью и сестрой, я не говорила с ним полгода. И он ничего не пытался сделать с этим, что, собственно, не огорчало меня.

Возможно, вам будет дико это слышать, но инициатором развода в нашей семье стала я. Я уговорила маму уехать, бросить всё, начать жить так, как хотим мы. Это я всё разрушила во имя будущего. И всё правда рухнуло.

Телефонные разговоры с отцом раз в месяц – неприятная обязанность, которую нужно выполнять. Я не верю ни одному его слову, а он не слышит ни одного моего. Но так даже лучше.

Самым ужасным было оставить бабушку и дедушку. Родителей отца я никогда не знала, но родители моей мамы любили и продолжают любить меня больше всего на свете. Дедушка- моряк знает всё на свете. Я помню все его истории, которые он рассказывал мне маленькой, помню, как качал меня и пел: «Ходят кони над рекою…». Бабушка всегда окружала меня заботой, которая порой доходила до фанатизма, но от этого была не менее милой. У бабушки с дедушкой три внучки, но я знаю, что меня любят больше всех. Бабушка от меня этого и не скрывала, хоть и ругала себя за то, что говорит такое ребёнку. Я никогда не пользовалась этим и не афишировала, я просто знала и понимала, что они чувствуют. С бабушкой и дедушкой у меня была незримая и очень прочная связь, это были те люди, для которых я являлась не просто смыслом жизни, а самой жизнью. Я не думала, что буду плакать, но сейчас не могу сдержать слёзы. Мне пришлось их оставить, и если все остальные потери больше не приносят мне боли, то эта с каждым днём болит всё сильнее.

Я вижу их раз в четыре-шесть месяцев, хотя раньше могла видеть каждые выходные. Я слышу, как бабушка, не успеваю положить трубку, плачет после нашего телефонного разговора. Я видела, как плачет мой дедушка всего два раза: когда мы прощались перед отъездом и когда я читала ему свои стихи. Это невыносимо больно. Каждый раз, стоит мне лишь подумать об этом, всё внутри переворачивается и разрывается на куски.

Мы бежали от войны, от ужасных отношений с отцом. Но мне до сих пор непонятно, что мы обрели взамен.

СЕЙЧАС

Сколько было уже боли. Сколько…
Горько. Каждый день так странно горько,
Но только роли не изменишь, и только…
Сколько будет ещё боли? Сколько?

Lumen

         Вечный бег ничего не исправил, он всё разрушил. Я потеряла то, что было мне дорого. Я встала с колен и начала выстраивать это заново. У меня не вышло.

Идёт третий год моей «новой жизни». Я ненавижу город, в котором живу, ненавижу людей, которые меня окружают, и я ненавижу человека, которым стала. Во мне не осталась ничего от той девочки, которой я восхищалась, которой гордилась. Я теперешняя – жалкая пародия меня… настоящей?

Этот переезд убил меня, но я живу дальше. Те люди, те группы, те книги, они живут во мне. Но я больше не живу ними. Каждый день мне приходиться бороться с грызущим чувством пустоты и разочарования, упорядочивать свои мысли, заставляя себя быть счастливой. Казаться счастливой. Этот город принёс мне столько боли, что, кажется, она течёт по моим жилам. Тут я стала не просто сильной, я стала бесчувственно-сильной. Я обрела лишь одного человека, который был послан мне Вселенной, чтобы я окончательно не сошла с ума. Но почему у меня так много отобрали?

Нагиб Махфуз сказал: «Дом не там, где вы родились. Дом там, где прекратились ваши попытки к бегству». Я очень хочу, чтобы каждый нашёл свой настоящий дом. Хочу, чтобы люди ценили то, что у них есть. Ты осознаешь своё счастье лишь тогда, когда у тебя его отберут. Уезжайте из ненавистных городов, бросайте ненавистную работу, уходите от ненавистных людей. Боритесь, пока силы не оставят вас, пока не испробуете все возможности, пока с чистой совестью не скажете: «Я сделал всё, что мог». Цепляйтесь за желание жить и, ради всего на свете, постарайтесь быть счастливыми.

Улыбайтесь и живите.

 

0

Автор публикации

не в сети 6 лет

Валерия

Точка невозврата 0
Комментарии: 0Публикации: 1Регистрация: 16-07-2018
Точка невозврата
Точка невозврата

Регистрация!

Достижение получено 16.07.2018
Выдаётся за регистрацию на сайте www.littramplin.ru

Добавить комментарий