Гилани Авайсов. Барчхой-потомки Беркхана

Гилани Авайсов
После веры во Всевышнего, самой большой ценностью для нас обладает историческая память о наших праведных предках и их подвигах!

ОТ АВТОРА
Представляемый вниманию читателя мой скромный труд связан исключительно с желанием сохранения истории рода Беркхана, к которому я принадлежу. Основываясь на воспоминаниях моих дедов, отца и других представителей старшего поколения, а также на имеющихся документальных источниках, я попытался воссоздать биографии моих предков, рассказать об их жизни и связать все звенья родственной цепи в единое древо, которое прослеживается до восьмого колена.
Первая информация о древе моего рода была представлена в начале 80-х годов Висраилом Абдурашидовым в виде небольшой черно-белой фотографии, вдохновившей меня на дальнейшее, более глубокое исследование моей родословной. Составление генеалогического древа — работа до-вольно кропотливая, при проведении которой для меня было важно узнать не только о взаимосвязи поколений, но и о том, как жили наши праотцы – их характере, образе жизни и многом другом, что я также попытался отразить на этих страницах
Данное исследование стало для меня в определенной степени периодом интересных открытий, касающихся моих прадедов. Лучшие представители рода Беркхана, прожившие трудную, но достойную жизнь, оставили в наследие потомкам пример богобоязненности, стремления к познанию своей религии, учёности и справедливости. В самые сложные времена, как бы не испытывала
их судьба, они не изменили своим жизненным устоям, в любых ситуациях оставаясь воплощением чеченца-къонаха, ставя честь, достоинство, мужественность выше самой жизни. Из поколения в поколение они передавали сохраненные в сложной эволюционной борьбе свои язык, культуру и традиции В свою очередь, долг и задача потомков — изучать, бережно хранить и передавать из поколения в по-коление историю своей фамилии, а значит уважать и чтить память лучших ее представителей и с честью нести свое имя.

Доведя до конца работу над книгой, я нахожусь
в состоянии чувства исполненного долга перед своими
предками и воздаю хвалу Всевышнему за данные мне
время и силы для завершения начатого дела и претво¬
рения в жизнь моей давней мечты/

Авайсхьажи Хьасани Гилани (Авайсов Гилани Хасанович)
Национальность – Чеченец (Нохчо)
Тухум – Аккхий
Тейп – Барчхо

По рассказам моих предков, корни происхождения нашего рода уходят на Ближний Восток. Известно, что один из первых известных предков по имени Саду был арабского происхождения — выходцем из Сирии. Он являлся одним из основателей Устрада-Г1ала (г. Аргун, Чеченская Республика). Другой мой предок жил во время «Всемирной миграции цыган» из Индии (по некоторым данным Х – ХI вв.) безбедно, имел свои земли и владения.
Однажды к нему пришёл гонец от цыган, которые шли большими таборами с юга на север, и предложил добровольно отдать им часть земли, чтобы они могли обосноваться на ней навсегда. Основная проблема заключалась в том, что цыган было в десятки, а может быть и в сотни раз больше, чем людей Саду. Первыми было сказано: «Нас намного больше вас, прольётся лишняя кровь, а так мы не будем вам ни в чём обузой, напротив, станем хорошими соседями и людей мы оставим в небольшом количестве». Понимая, что силы не равны, будучи человеком мудрым, Саду согласился на эти условия, затем он выбрал своего самого резвого жеребца и сказал: «Я пускаю всадника на коне: там, где упадет лошадь, будет граница наша». В той местности и обосновались цыгане, потомки которых и сегодня живут в Чечне, тщательно скрывая свое происхождение. Однако склонность к прошению подаяния и другие характерные черты всё-таки выдают их.

Происхождение названия тейпа «Барчхо»
По преданию, кровники, убегая от преследователей, заскочили в имение одного богатого человека. Хозяин предложил спрятаться беглецам там, где они смогут, чтобы при обыске их не нашли. Первый залез в собачью конуру, второй укрылся в хлеве, третий под кроватью, четвертый ещё где-то. Но только один из них отказался от помощи и остался в самом центре помещения — «берчехь» (берче — место, которое по традиции чеченцы уступают почетному гостю). От этого человека и было положено начало моего тейпа Барчхо.

Прародители
Еще в Позднем Средневековье мои предки занимали территории к западу от истоков рек Гехи, Фортанги и Ассы. Предположительно проживали они в древнем селении Зенгали, расположенном к югу от озера Галанчож, на левом берегу реки Гехи, где сохранилось около двадцати жилых башен и в селениях Ами, Бици, Керети, Мизиркала, Воуги. Кроме имени моего дальнего предка Саду, мне известны имена дедов до восьмого колена. Это Беркхан, Бегхто, Хьажк1ухьаж, Баш, Завур-мол, Сайпул, Авайсхьаж, Хьасан. Позже предки Беркхана, предположительно, жили и похоронены на территории сегодняшней Чечни в г. Аргун (Устрада-Г1ала), в селе Ярыш-морды и в селе Комсомольское (Садин- Котар), образованном в результате слияния двух сел Гой-Чу и Гойское. В XV—XVI веках мои предки мигрировала на восток, в районы расселения нахского племени «овхой» (сегодня — это Лакх-отар, Г1ачалкъ, Хасавюрт).
Беркхан

У отца Беркхана (моего деда в девятом колене), имя которого мне неизвестно, было три сына. Сам он очень увлекался охотой и во время одного из своих походов подстрелил оленя. Идя по следам крови, он обнаружил животное рядом с родником, который местные жители с тех пор так и прозвали «Беркхана Хьаст». Я помню, что в детстве рядом с тем родником пролегал маршрут общественного автотранспорта. Здесь водитель делал остановку, а пассажиры выходили и пили воду из источника. В наши дни из этого родника берут воду жители села Лакх-Отар. Место той охоты — граница сёл Ножай – Юрт и Заман-Юрт Чеченской Республики и Лакх-Отар (Яман-су) Ауховского района Республики Дагестан, где позже обосновался мой предок Беркхан. В лощине, где проходил его путь до родника, был густой лес. Утолив свою жажду у родника, Беркхан на обратной дороге пометил это место, делая насечки на деревьях, чтобы вновь вернуться сюда. Позднее, над лощиной появился первый дом, построенный Беркханом, а эта местность обрела название «Беркхана-Басе». По мере приумножения его рода здесь стали появляться новые жилища и, по словам старожилов, некогда лесистая горная местность постепенно превратилась в родовое гнездо потомков Беркхана.
Земли, которые сегодня принадлежат колхозу села Лакх-Отар, были нашими родовыми. Их площадь составляет около 350 га. В 90-е годы мы вместе со старейшинами ездили в это село. Жил там старик, который подтвердил, что эти земли принадлежали двоюродным братьям Авайсу-хаджи, Аке, Бечхьажу, Берихьажу и Зайту.
Неоднократно мы встречались с главой администрации села и с председателем колхоза, которые не возражали против возврата наших земель сначала на правах аренды, а в дальнейшем с выкупом у государства. Однако заниматься этим вопросом никто не стал. Основной причиной тому послужило недовольство жителей села, которые боялись лишиться рабочих мест в колхозе, хотя этого не должно было произойти. После выкупа мы планировали передать эту землю им в аренду, на безвозмездной основе на первых порах, что было бы намного выгоднее для них. Далее ситуация сложилась так, что формирование рыночной экономики в нашей стране повлекло разлом старой системы, основывающейся, якобы, на идее равенства и справедливости, в том числе и в вопросах формирования тех самых коллективных хозяйств. Старая система разрушилась, а новая история страны, в которой мы живем, так и не дала ответы на многие вопросы. Поэтому земли, принадлежавшие моим предкам, по сей день остаются невозвращёнными.

Прапрадед — Завур-мол
Мой прапрадед, Завур-мол, был имамом, учёным-арабистом. У него было трое сыновей: Сайпул, Товбзар и Зайт. Жил Завур-мол в период правления имама Шамиля. Хотя к тому времени он уже был в преклонном возрасте, имам Шамиль, как рассказывали старейшины, часто обращался за советом к моему деду, как к очень мудрому старцу и большому алиму. Религия занимала очень важное место в жизни моих предков, а некоторые из них посвящали всё своё время духовному образованию. Они соблюдали все каноны ислама, разбирались в тонкостях религии, передавали полученные знания другим и служили достойным примером не только для своих учеников, но и для окружающих.

Мой дед — Авайс-хаджи (Авайс-хьаж)

Одним из таких предков был мой родной дед по отцовской линии Авайса-хаджи. Я затрудняюсь назвать точную дату его рождения, могу только предположить, что появился он на свет в 1840-х годах. Документов, свидетельствующих об этом факте, я никогда не видел. Возможно это по причине того, что на тот момент не производилась оценка демографических изменений на Кавказе. На его надгробном камне уход из жизни датируется 1327 годом по хиджре, то есть 1905 годом по современному летоисчислению. Жену Авайса-хаджи, матери моего отца, звали Зенгал, дочь Хасхана, она умерла в 1917 году. Жили и похоронены они в Г1ачалкъе (Акташ-Аух), Хасавюртовского округа, Горской Республики.
Авайс-хаджи прожил достойную жизнь. Будучи глубоко верующим человеком, все ночи священного для мусульман месяца Рамадан, до самого рассвета он проводил в поклонении. Говорят, что он застал одну из особенных ночей священного месяца, которую дано застать в бдении только избранным людям из числа верующих мусульман — Лейлят Аль Кадр или ночь предопределения. В эту ночь он обратился к Всемогущему Аллаху с мольбой, в которой просил для своих потомков дарования рая в ахирате, благословенных знаний (1илм) и ещё одной просьбой, о содержании которой никто не знал. Это так и осталось аманатом, известному только ему и Всевышнему. Создатель ответил на его мольбу: спустя годы один из его сыновей по имени ИбрахIим стал известным учёным в области исламской науки.
Односельчане и жители близлежащих населённых пунктов почтительно относились к Авайсу-хаджи, как к авлия — человеку, обладающему богатым духовным миром и глубокими познаниями в религии. Люди нуждались в его мудрости, благоразумном совете и духовном наставничестве. К нему часто обращались с просьбами о совершении дуа за больных, о разрешении споров и по многочисленным житейским вопросам. Ещё при жизни моего деда говорили о том, что после его смерти на могиле нужно построить зиярат (святыня, место паломничества). Но перед уходом из этого мира Авайс-хаджи запретил строительство, по причине известной только ему и Всевышнему Аллаху.
Авайс-хаджи неоднократно совершал паломничество в Мекку. В то время не было развито транспортное сообщение, поэтому большое расстояние к главной святыне мусульман приходилось преодолевать пешком. Накануне предстоящего паломничества он заболел и три его друга отправились в путь без него. И вот однажды ночью, тяжело больной, он вскочил с постели и громко закричал: «Эх-эх… Зачем, зачем вы это делаете?.. Что же они натворили…». Жена, подумав, что он бредит, подбежала к нему: «Что с тобой? Что ты увидел?», но ответа не последовало. По возвращении из хаджа, друзья Авайса-хаджи пришли прямиком к своему товарищу, и как только они переступили порог комнаты, не смотря на свое тяжёлое состояние, мой дед сразу открыл глаза и спросил их: «А вы знаете как он кричал вам вслед, умалял вас не бросать, не оставлять его в открытом море?». Оказалось в пути из хаджа на родину, на корабле умер один из троих его друзей, а из-за боязни распространения инфекции, их заставили выбросить труп умершего в море.
Старики также рассказывали, что две дочери Авайса-хаджи после смерти отца долгое время приходили к его могиле и оплакивали умершего, что строго запрещено шариатом. Однажды, во время очередного визита на кладбище, женщины отчетливо услышали три громких стука из могилы. Испугавшись, они прекратили свои походы к месту захоронения покойного.
Авайс-хаджи был также известен как человек состоятельный, он вел предпринимательскую деятельность и занимался благотворительностью.
В середине 18 века, на личные средства Авайса-хаджи и его двоюродных братьев Аки и Берихьажа, был построен узкоколейный железнодорожный мост через реку Яман-су, близ г. Хасавюрта.
Как известно, в исламе существует такое понятие, как «садакатуль-джарийа», что означает вознаграждение, которое не прекращается даже после смерти. В одном из хадисов перечисляются действия, которые относятся к категории садакатуль-джарийа: «Когда человек умирает, все его деяния прекращаются. За исключением трех: садакатуль-джарийа: знание, приносящее пользу другим и благочестивые дети, делающие для него дуа» (Дарими, Мукаддима, 46). Термин «садакатуль-джарийа», упомянутый в этом хадисе, включает в себя строительство дорог, мостов, колодцев, мечетей, благотворительных столовых, больниц, школ и прочих сооружений, полезных для людей. До тех пор, пока люди пользуются этими сооружениями и объектами, будет постоянно записываться вознаграждение тем, кто финансировал строительство этих объектов, кто принимал участие в их возведении, кто поддерживал их и кто показывал людям путь, ведущий к ним. Это вознаграждение будет записываться как при жизни этих людей, так и после их смерти.
До 1917 года им принадлежали земли, на которых было возведено данное сооружение, в том числе левый берег реки Яман-су, где в настоящее время располагается автомобильный мост на федеральной трассе Р-217 «Кавказ», захватывая часть Минай-тугайских и Нурадиловских земель до Баташюртовского озера. Отметкой северной части границы их земель являлся холм, на котором в наши дни установлен государственный репер. Он расположен в нескольких метрах от федеральной трассы Р-217 «Кавказ», с правой стороны, по направлению Хасавюрт-Грозный. В лощине Боташевского (ныне с. Солнечное) озера они выращивали бахчёвые культуры. Самого села Солнечное тогда ещё не было. У железной дороги было всего три небольших здания, в одном из которых хранился уголь для паровозов, в другом здании временно располагалась начальная школа, где мне довелось учиться в подготовительном классе в 1964 году. И всё это называлось разъездом Баташ. А село Солнечное появилось только в начале 1960-х годов, после возвращения чеченцев из ссылки.
В 1970-е годы мост, построенный моими предками, был снесён, от него остались только одни колонны, а рядом возвели новый, ширококолейный мост.
Авайс-хаджи имел акции грозненской нефтяной компании и, соответственно, свои нефтяные вышки. Всё это было в период зарождения и расцвета в Чечне нефтяной промышленности, повлекшей активное развитие торгово-промышленных отношений на Северном Кавказе. Кроме нефтяного бизнеса, Авайсу-хаджи также принадлежала целая сеть магазинов. Самым ходовым товаром в то время был шёлк. Он пользовался большим спросом, и стоимость его была неимоверно высока. По весовым единицам шёлк ценился в несколько раз выше золота, или, как минимум, (в Византии ещё в VIII веке), приравнивался к драгоценному металлу. Мой дед приобретал шелк близ города Кизляр, где останавливался караван, следовавший по Великому Шёлковому пути, пролегавшему через Чечню и Дагестан. Он закупал товар у купцов, на организованном ими сезонном рынке, для дальнейшей перепродажи в своих торговых точках.
У Авайса-хаджи было четверо сыновей: Хусейн (Хьусейн), Осман, Ибрагим (Ибрах1им), мой отец Хасан (Хьасан) и три дочери: Азарт, Абдат и Курсум. Хусейн умер рано. У него остались два сына Микаил (1915г.р.) и Халид (1925г.р.). Осман умер в Киргизии, от него остался только сын Ваха (1937г.р). У Ибрагима было пятеро сыновей: Зиявуди (1920г.р.), Салвади (1926г.р.), Алу (1925г.р.), Зайнади (1932 г.р.), Мовлади (1937 г.р.) и четыре дочери: Маржан (1922г.р.), Марьян (1928г.р.), Нуржан и Куржан (даты рождения неизвестны).
Будучи по тем временам состоятельными людьми, в 1922 году мои предки подверглись к нападению со стороны разбойников. В те годы мой отец Хасан, его родные братья Осман, Ибрагим и троюродные братья Акаев Ахмад и Дуги, в целях собственной безопасности жили компактно. Место их проживания называлось Дуги-отар, которое находилось рядом с рекой Яман-су, между селами Солнечное и Ярмаркино, близ поселка Мичурино. Дома их располагались очень близко друг к другу, и вместе с объединявшим их общим двором, поместье представляло собой маленькую крепость. Дуги-отар был назван именем Акаева Дуги, троюродного брата моего отца. Это был не большой поселок, где жили исключительно братья Авайсовы и Акаевы.
Время было смутное, в стране ещё шла гражданская война. В лесах Чечни и Дагестана обитали бандиты, которые, пользуясь нестабильной обстановкой, совершали разбойные нападения в отношении более или менее обеспеченных людей, даже похищали и убивали их. Свои преступления они совершали под видом абреков, не имея даже малейшего отношения к ним. Абреки же в тот период выходили на борьбу с притеснителями простых людей и произволом царской власти. Это была неустанная борьба за свободу и справедливость, ценой которой очень часто становилась их собственная жизнь.
Моими предками была получена информация из достоверных источников о готовившемся на них нападении, после чего они начали тщательную подготовку к обороне и защите своих людей, а также домашнего скота и имущества. Было заранее заготовлено большое количество оружия и боеприпасов для ведения продолжительного боя. Бандиты, которых насчитывалось 30 человек, напали после полуночи.
Бой длился до самого рассвета. Пользуясь своим преимуществом в человеческих ресурсах (их было в несколько раз больше, чем моих предков), бандиты предлагали сдаться. В обмен на скот, серебро, золото и другое имущество разбойники обещали сохранить им жизнь. Но они ошиблись в выборе своей жертвы. Столь ожесточённое сопротивление со стороны моих предков было для них неожиданным. Участие в бою принимали все члены семей, в том числе женщины и дети. Эльбзур Исмаилов, тогда еще подросток, побежал за помощью к однотейповцам в соседний поселок Ярмаркино, но никто из них так и не пришел, хотя всю ночь была слышна стрельба в населенном пункте. Свою трусость или не желание рисковать, они объяснили тем, что они не относятся к тейпу барчхой. Моя тётя Абдат, родная сестра отца, показала особую храбрость, присущую не каждому мужчине, не говоря уже о женщинах. Абдат своей стойкостью вдохновляла братьев, часто повторяя слова: «Братья, помните и не переживайте — это лучшая ночь для нас от Всевышнего». Она подносила братьям патроны и другие боеприпасы, под пулями перебегая от одного дома к другому, рискуя своей жизнью. Накаленные стволы ружей от бесперебойной стрельбы, она охлаждала, окуная их в емкость с водой. В ходе этого столкновения со стороны бандитов было убито несколько человек. По милости Аллаха, со стороны моих предков жертв не оказалось, если не считать лёгкое рассечение верхней части брови у старшего брата отца — Османа, отлетевшей щепкой с оконной рамы.
Убедившись в бесперспективности продолжения боя со столь отчаянными и мужественными людьми, из-за боязни ещё большего числа жертв, бандиты отступили. Собрав трупы своих убитых людей, они удалились навсегда. Сохранился архивный документ, свидетельствующий об этом нападении.

Ибрагим-мулла
А теперь я хочу рассказать про очень известного на Северном Кавказе в 1940-1970 годы учёного-арабиста и богослова, родного брата моего отца, Ибрагима. Родился он в 1893 году, и именно на него указал Авайс-хаджи, когда его спросили о том, кто же будет продолжателем богоугодных дел, связанных с изучением религии в семье деда, несмотря на то, что Ибрагим был самым слабым и капризным ребенком среди его сыновей.
С раннего детства вся нагрузка по хозяйству легла на самого младшего из четверых сыновей — Хасана, моего отца. Создавая все условия для учёбы старшего брата, он много работал в поле, смотрел за скотиной и следил за хозяйством. Своего дядю я запомнил сидящим за чтением книг, написанных арабской вязью, он был окружен целыми стопками религиозной литературы, изучению которой посвятил всю свою жизнь.
В народе его звали Ибрагим-мулла. Не было ни одного населенного пункта в Дагестане и в Чечено-Ингушетии в те годы, где бы ни знали его. Даже из Азербайджана приезжали к нему с различными просьбами и за советом. Своей миротворческой деятельностью он прославился на весь Северный Кавказ. Самые лютые враги шли на примирение между собой под влиянием авторитета богослова, его обаяния, убедительной и лаконичной речи. До ссылки в Среднюю Азию он жил в селе Алтымурзаюрт, так как был приглашен в это село имамом мечети. 23 февраля 1944 года вместе со всеми чеченцами Ауховского района его выслали в Киргизию, 21 февраля 1995 года он был реабилитирован.
По сей день в моей библиотеке хранятся большие статьи, написанные им на арабском языке. Несведущему человеку не разобраться в их содержании. О ценности этих книг можно судить лишь по тому, как после смерти Ибрагима-муллы большое количество его рукописей были переданы в дар другим богословам.
Очевидцы рассказывали про случай, когда в 60-е годы в Дагестан из Саудовской Аравии приехал исламский ученый. Целью его визита было проведение своего рода экзамена среди алимов Дагестана. Во все мечети республики были розданы опросники, включавшие 33 вопроса, на которые нужно было дать правильные ответы.
В пятничный день кадий центральной мечети Хасавюрта сказал, что только один человек сможет правильно ответить на все вопросы и дал эту бумагу с вопросами Ибрагиму-мулле. Дядя, для того чтобы совершить омовение перед джума намазом, отправился к своим племянникам, которые жили недалеко от центральной мечети. Там же, за короткое время, он успел ответить на все 33 вопроса и, по возвращении в мечеть, вернул эту бумагу кадию. Когда бумагу с ответами отправили в Махачкалу и показали шейху из Саудовской Аравии, он сказал: «Человек, который ответил на эти вопросы — великий алим, берегите его!»
Двоюродные братья моего отца в то время тоже были имамами различных населённых пунктов. Абдулвагабов Абдулхалк 1903 года рождения, очень уважаемый среди горожан и как две капли воды похожий на Ибрагима-муллу, был имамом заречной части г. Хасавюрта, а Ахмедов Абдулкерим — имамом села Борагангечув. Оба они были учениками и воспитанниками моего дяди. В те времена это была целая династия имамов, состоявшая из одних братьев. Когда они вместе собирались в доме моего отца или у Ибрагима-муллы, к ним сходились наши родственники, соседи и односельчане, чтобы послушать проповедь. В такие вечера мы редко слышали беседы о земных делах, даже если такие разговоры заводились, то это были воспоминания о предках, их жизни, праведности, богобоязненности и их заслугах перед Всевышним Аллахом. Я со своими ровесниками слушал взрослых в сторонке, стараясь им не мешать. Проповеди Ибрагима-муллы были особенно интересными и проникновенными, я часто видел мокрые от слез глаза мужчин, когда он рассказывал хадисы о жизни пророка Мухаммада (да благословит его Аллах и приветствует), его сподвижниках и истории других пророков. Имамы и собравшиеся читали мовлид и поминали Всевышнего Аллаха, совершая зикр.
При жизни Ибрагим-мулла не раз говорил о том, что после него мусульманская умма разделится на несколько частей, и это принесет большой вред всему исламу в нашем регионе. К сожалению, мы видим сегодня, действительно мусульмане разделены на различные течения, как молодые не уважительно относятся к старшим, считают себя более сведущими в исламской науке и пытаются учить своих отцов религии. Об этом и предупреждал Ибрагим-мулла, и к великому сожалению оказался прав.
Я помню, как за несколько дней до своей смерти, он пришел к нам домой, как всегда с улыбкой на лице. Во дворе у нас была старая печка, перед которой сидела моя Ажи (Сиванат) и пекла хлеб. Сначала Ибрагим-мулла подошел ко мне, дал мне конфетку и попросил дать ущипнуть в обмен на сладость. Я как обычно подчинился и взял угощение. Потом он подошел к Ажи и сказал, что вчера при переходе реки Ярык-Сув он упал, и в тот момент одна душа покинула его. А потом добавил, что скоро он уйдет в другой мир. Ажи в растерянности просила не говорить такие слова и повторяла, что он нужен людям и должен жить ради них.
В то время мало кто знал, что у человека на самом деле существует две души. ‘Иззубну’Абду-с-Салам описывает в хадисе трактовку ухода и возвращения души во время сна следующим образом: в каждом теле существуют две души. Первая — это рухуль-йаказа, которая находится в теле, пока человек бодрствует. Во время сна эта душа покидает тело и видит сновидения. Вторая душа называется рухуль-хаят. Если эта душа покинет тело, то человек умрёт. В доказательство учёный приводит следующий аят: «Всевышний забирает души в момент смерти. Души тех, кто не умирает, Аллах забирает во сне и возвращает после. Он забирает первую душу навсегда, а другую отпускает для завершения своего жизненного срока».
Было несколько случаев, за несколько дней до его смерти, когда он намекал о том, что скоро уйдет в иной мир. Когда наш односельчанин Чупанов Рамзан остановил свой автомобиль, чтобы подвезти до города моего дядю, тот сказал, что садится в его машину в последний раз. При захоронении нашего односельчанина Абубакара Аджиева (Дала геч дойла цунна), Ибрагима-муллу попросили прочитать дуа за усопшего: «Я прочту, — сказал он, – но это будет моим последним дуа за умершего». И через два дня он сам скончался.
Помню ночь его смерти. Мне было тогда десять лет. Около двенадцати часов ночи я проснулся от громкого плача и криков. Со словами «молла вохелла» родные в панике бежали во двор дяди. А случилось это так: около полуночи дядя сказал своей супруге, чтобы она сходила в сарай за керосином для лампы, потому что в то время электричество подавали только с шести часов вечера до полуночи. Она удивилась и спросила, зачем нужна лампа на ночь, на что он ответил: «Сегодня она тебе обязательно понадобится». Мой знаменитый дядя Ибрагим-мулла чувствовал, что подошёл его срок, и он был готов проститься со своей жизнью. Вернувшись с лампой через несколько минут, жена дяди увидела своего мужа, лежащего не на топчане, где обычно он спал, а выстеленной на полу постели в направлении киблы, в папахе и укрытого белой простынею. Когда я забежал в его комнату, застал своего отца, плачущего над ним и, в растерянности, просящего Аллаха забрать его на тот свет вместо брата. Я до сих пор помню тот момент, а также лицо моего дяди, с легкой улыбкой и освещенное божественным светом (нуром). Хоронили Ибрагима-муллу 5 мая 1967 года. На похоронах было очень много соболезнующих из Чечни и Дагестана. Для того чтобы услышать похоронную речь кадия центральной мечети Хасавюрта и выступления имамов из различных населённых пунктов, многие взбирались на крыши соседних домов. Говорят, в своём выступлении кадий сказал: «Уход из жизни этого великого алима является большой потерей для всех мусульман Дагестана и Чечни. Ибрагим-мулла олицетворял собой половину имана нашего региона и был большим баракатом для всех нас, и сегодня, по воле Всевышнего Аллаха, нас покинул этот баракат». Все ученики и учителя нашей школы вышли на дорогу, где должна была пройти траурная процессия. Не было конца автомобильной колонне, которая двигалась от нашего села до трассы Ростов-Баку, несмотря на дефицит автомобилей в то время. Вокруг слышались только плач и рыдания людей. Плакали все. Даже русские учительницы, сёстры Тамара Михайловна и Людмила Михайловна, командированные из Московской области в нашу в школу, не могли сдержать слёз.
На тазияте дяди я тайно наблюдал за отцом, по лицу которого было видно, что потеря любимого брата стала для него сильным ударом. Мне было очень жаль отца, и больше всего я боялся, что он не вынесет потерю близкого человека, ведь он хоронил последнего из всех своих родных братьев, а Ибрагим был его самым любимым братом, для которого он отдал всю свою жизнь. Я уходил в безлюдное место, плакал и тихо молил Аллаха о том, чтобы он дал силы моему отцу выстоять и пережить эту большую трагедию.
Всеобщее почтение не сделало моих родственников заносчивыми и высокомерными, они всегда оставались справедливыми, очень скромными и порядочными людьми, чем заслуживали ещё большее уважение среди народа. Я всегда гордился и горжусь ими. Именно мои предки заложили основу в моём воспитании и мировоззрении. Мне было на кого равняться и с кого брать пример. С самых юных лет и на протяжении всей своей жизни я не раз убеждался в том, что их безупречная репутация и авторитет в народе остался жить даже после того, как они покинули этот мир. И сегодня на различных религиозных мероприятиях, в мечетях, на похоронах и т.д., когда возникает спор в вопросах шариата, участники, которые не знали и никогда не видели его, делают ссылку на учения Ибрагима-муллы, хотя прошло почти 60 лет после его смерти.
Когда я работал прорабом в 80-х годах, мне приходилось бывать на стройках в разных городах и селах Дагестана. Пожилые люди, узнав моё происхождение, начинали оказывать мне честь и уважение. Неоднократно, в дни моей молодости, когда я посещал похороны в городе Хасавюрте и других населённых пунктах, на которых были малознакомые мне люди, оказывался в центре внимания старейшин. Было несколько случаев на таких тазиятах, когда старики смотрели в мою сторону, перешептывались и через некоторое время, вставая со своих мест, подходили ко мне и говорили: «Мара кхетитал хьайна к1ант, хьа дай эвлаяаш бара хьуна». В такие моменты я испытывал большое стеснение и неловкость, ведь я годился этим седобородым старикам во внуки, а они просили дать им возможность обнять меня, потомка таких уважаемых людей, как Ибрагим-мулла и мой отец Хасан.

Хьадисат

Особенно хотелось бы отметить жену Ибрагима-муллы. Звали эту необыкновенно добрую, скромную и немногословную женщину Хьадисат. Родилась Хьадисат в 1913 году. Мы её звали Моллара-Мама. Она была достойной женой и очень праведной женщиной. Много времени она проводила за чтением Священного Корана. Несмотря на свой преклонный возраст, каждый год, все три священных месяца держала уразу.
Мама часто приглашала меня к себе и во время беседы делала замечания в мой адрес. Делала она это очень деликатно, вежливо, дабы ненароком не обидеть меня. Но что меня всегда очень сильно поражало — это её прозорливость и проницательность. Как будто она всё время наблюдала за мной и знала обо всех моих действиях и поступках. Рассказывала, как во сне часто видит моего отца и Ажи, и как они просят её дать мне наставления.
Мама долгое время болела, а в последние двадцать лет была прикована к постели. Ухаживала за ней ее внучка Зара. Умерла Хьадисат в 2002 году в возрасте 89 лет.

Мой отец — Авайсов Хасан (Хьасан)
Мой отец Хасан родился в 1895 году. Он обучался на гидротехника-мелиоратора в городе Пятигорске. После окончания учебного заведения, работал по специальности в городе Хасавюрте.
23 июня 1941 года Хасавюртовским районным военным комиссариатом отец был призван в ряды Красной Армии и направлен в войсковую часть в город Орджоникидзе (ныне Владикавказ), а затем в действующую часть 162 отдельного сапёрного батальона. Батальон входил в 64 стрелковый корпус, образованный весной 1941 года и размещавшийся в городе с подчинёнными частями.
В первые дни Великой Отечественной войны отец, в составе 162 отдельного саперного батальона, попал на Украинский фронт на оборону г. Киева. Судьба батальона, в котором служил мой отец, как и в целом всего 64 стрелкового корпуса, оказалась трагичной.
В своих воспоминаниях он говорил, что 8 сентября 1941 года их батальон был разгромлен и передан пехоте, а 19 сентября около 15-20 километров восточнее Киева попал в окружение немецких войск. «Помню только одно: название села. Оно называлось Михайловское. Минировали мы реку Днепр, делали укрепления» — рассказывал отец. Он также не помнил ни номера полевой почты, ни номеров частей, только номер и название своего батальона.
Находились они в лесу, на левом берегу реки Днепра. После очередного штурма немцев, весь батальон скрылся в лесу, солдаты оказались разбросаны по местности. Три дня отец голодный и замёрзший брёл по лесу, иногда выходя на опушку, где стояли частные дома, чтобы попросить еду. Как-то ночью он постучался в один дом, ему открыла дверь украинская женщина, дала хлеба и сало, даже предложила зайти переночевать, от чего он отказался. Сало он вернул женщине, а хлеб взял. Этот лес, где находилась в окружении Красная Армия, полностью контролировался немецкими войсками, в том числе самолётами с неба.
Отец также рассказывал, что однажды днём он вышел на окраину леса и увидел круживший в воздухе немецкий штурмовик, он находился настолько низко над землёй, что он мог разглядеть лётчика. Отец оказался замеченным противником и тот, как бы пикетируя, направил самолёт на отца и начал пулемётную стрельбу. Он рассказывал, как ясно видел пилота, стрелявшего в него, а самое главное и удивительное, как вражеская пуля то ли рикошетом, то ли еще как-то, попала ему в грудь и упала прямо перед ним на землю. Этот счастливый случай был знамением от Аллаха!
Отец скитался по лесу, пока не уснул от усталости под деревом, укутавшись в солдатскую шинель. На четвёртый день на рассвете он проснулся от ощущения, что в бок ему упирается какой-то твердый предмет. Открыв глаза, отец увидел направленный на него автомат и троих солдат, которые очень резко говорили что-то на немецком языке. С этого момента для него начался ужас узника концлагерей, который длился долгих четыре года. В одном из своих писем в адрес Военного Комиссара Хасавюртовского военкомата Ибрагимова в 1981 году, отец перечисляет города, в которые он был направлен до отправки в Германию – это Брест, Ровно, Истилан, Зонд. Не могу утверждать точность названия последнего, возможно, оно искажено, и отец писал его по восприятию на слух.
Перед отправкой в Германию всех пленных выстроили в ряд и предложили им службу в немецких войсках и учёбу в этой стране. Добровольцев, согласившихся служить фашистам (такие тоже были), отправляли на курсы унтер-офицера, а несогласных ждали страшные муки концентрационных лагерей. Отец не пошёл на предательство и до конца войны остался в немецком концлагере. Его плен длился с сентября 1941 по июль 1945 года. Со слезами на глазах он рассказывал про этот ужас: «Каждое утро, во время похода на каторжный труд, мы видели горы трупов, которые были вынесены из казарм за ночь, их сгребали в кучи бульдозерами. В этих кучах было очень много шевелений ног и рук еще живых людей. Голод доводил людей до безумия. Как-то ночью немцы обнаружили, что заключённые варили мясо умершего в концлагере человека. Этих узников они расстреляли сразу же. Не раз бывали драки внутри лагеря из-за того, что заключённые не могли поделить скудную похлёбку, сваренную на картофельной кожуре. Мы работали от рассвета до заката, чтобы выполнить план, который ставили перед нами фашисты. Тех, кто не выполнял дневную норму, расстреливали на месте, а тем, кто справлялся с заданием, давали дополнительную работу. Выхода из рабства и издевательств не было никакого. Это был адский замкнутый круг. Особенно жестоко расправлялись немцы с узниками еврейской национальности, когда такие обнаруживались в лагере, их ставили на колени и убивали выстрелом в затылок».
Ещё был случай, когда отец с товарищем, ингушом по национальности, попал в наряд на кухню, тот сказал на родном языке: «Давай возьмем кусок мяса». Отец ответил, что если часовой заметит, то расстреляет. Рядом стоящий часовой на чеченском языке вдруг тихо сказал им: «Возьмите, возьмите, я сделаю вид, что не заметил». Потом этот часовой рассказал, как его отправили на учебу в Германию, и он стал унтер-офицером. Сам он был родом из Хасавюртовского района. Отца он попросил, если он вернётся из плена домой, сообщить его родителям, что он жив и здоров. По приезду домой, отец, конечно, пошёл к родителям того парня, что бы передать им вести от сына. Однако встретили его очень холодно и попросили, чтобы он никогда никому не говорил о нём, потому что их и так замучили НКВД и местная власть. До конца своих дней отец не назвал ни фамилии, ни имени, ни адреса родителей того солдата и не обронил ни слова об этих людях.
В 1945 году узники немецкого концлагеря, находившегося на северо-западе Германии в городе Киль, где был заключен отец, были освобождены Английскими войсками. После освобождения в лагерь приехали немецкие врачи и начали проводить медосмотр всех бывших узников. Отцу даже подлечили зубы. Когда их привезли в СССР, на границе города Брест его отправили в фильтрационный лагерь для бывших военнопленных. НКВД очень жестко проводил допрос, после которого каждого третьего расстреливали прямо на улице, на специально отведённом месте.
По рассказу отца, очень много невинных пленных тогда обвинили в предательстве. Отец рассказывал, как пройдя через нечеловеческие трудности, он все равно благодарил Всевышнего за все и в своей молитве просил Аллаха дать ему возможность хоть на мгновение увидеть своих родных и единственную дочь Умай. Создатель смилостивился над ним. Когда подошла его очередь, он с молитвой вошёл в помещение для допроса. Сотрудник НКВД спросил номер войсковой части, в которой он служил, номер батальона и дату взятия его в плен. На все вопросы отец ответил правильно, но на вопрос о дате взятия в плен он ответил, что точно не помнит, но пленение состоялось в один из трех дней с 18 по 20 сентября 1941 года. На что офицер сказал, что он был пленен 19 сентября. После допроса людей выводили на улицу — одних направо, других налево. Тех, что отправляли налево, ставили к стенке и расстреливали, а которых направо, сажали в эшелон. Когда выводили отца, конвой сначала замешкался, но потом все же направился направо. Так мой отец остался жив.
После фильтрационного лагеря его отправили в так называемую «трудовую армию» на лесоповал в Иркутскую область. Это была настоящая каторга, специально организованная для бывших военнопленных. Такова была благодарность ему от Советской власти за то, что он не стал предателем как другие солдаты и командиры Советской Армии. По дороге на каторгу они со своим товарищем по имени Абдулхамид разработали план побега. Первая попытка оказалась неудачной. Сбежать удалось на одной из станций, когда движение эшелона было остановлено для того, чтобы люди могли утолить жажду и набрать воды. Отец направился в сторону от поезда, его друг следовал за ним. Шли они, не оглядываясь, любой неправильный жест мог навсегда лишить их не только свободы, но и жизни. Удалившись на безопасное расстояние от состава, они начали смотреть по сторонам в поисках ближайшего убежища. Их заметила одна старая женщина, сидевшая на уличной лавочке. Со словами: «Солдаты, идите туда, идите туда», она указывала рукой в сторону леса. Так моему отцу и его товарищу удалось скрыться.
Но испытания на этом не закончились. Судьба приготовила ему еще много мук и страданий. До приезда на свою Родину отец не знал о той страшной и жестокой трагедии, которая произошла с его родными и всем чеченским народом.
По прибытии в г. Хасавюрт, он сразу же направился к дому родственников, расположенному в самом центре города Хасавюрт по ул. Буйнакская дом №123. Отец пришел туда так, как обычно возвращаются в родительский дом после долгого отсутствия, но встретили его не родные. Рыдая, к нему вышла соседка. От неё он узнал, что все до единого его родственники высланы в Среднюю Азию, как враги народа.
Отец сразу же отправился в долгий путь к родным, вынужденных поселиться по новому адресу на чужой им земле в селе Комсомол, Октябрьского района, Джалалабадской области, Киргизской ССР. По приезду он узнал печальные новости о том, что из всей его семьи в живых осталась только жена Сиванат. Его дочь Зулай умерла в возрасте 18 лет ещё до выселения, младшая дочь Умай умерла в таком же возрасте в Киргизии, буквально за несколько дней до возвращения отца домой.
До этого, на родине, в его семье от разных болезней умерли девять детей. По прибытии в Киргизию, отец некоторое время жил подпольно, скрываясь от властей, потому что мог быть в розыске за побег с поезда, который их вез на каторгу в Сибирь. И через некоторое время, на свой страх и риск, полагаясь на милость Всевышнего Аллаха, он всё же решил отправиться в Октябрьский РОМ ВД для постановки на учёт. Когда отец пришёл в отдел и предъявил документ начальнику Октябрьского РОМ ВД по фамилии Техметов, тот внимательно изучил его и решил оставить у себя, а отца попросил зайти через два-три дня. На учёт отца поставили, но документ Техметов так и не вернул. В этом документе указывалась информация о том, в какой части служил мой отец и где находился с 1941 по 1945 год. То ли по халатности, то ли намеренно, эта важная бумага оказалась утерянной. По возвращении на родину, отец очень много писал и в ЦАМО СССР и Дагвоенкомат, но восстановить информацию так и не удалось, и по этой причине местный военкомат не выдавал ему удостоверение участника Великой Отечественной войны. Так мой отец был незаслуженно лишён права не только на льготы участника ВОВ, каких-либо наград, но и элементарного участия в мероприятиях, приуроченных к празднованию Дня Победы. Помню, как тяжело переживал отец несправедливость. Особенно больно было смотреть на него 9 Мая, когда всем ветеранам уделяли внимание, а его, прошедшего через немыслимые муки и страдания войны, этот праздник обходил стороной. Всевышний Аллах наделил стойкостью духа моего отца. Благодаря этому качеству, он с достоинством выдержал посланные ему испытания, а в своих молитвах всегда благодарил Создателя за всё, что он ему дал. Зная свои религиозные обязанности, отец возмещал долги, совершая пропущенные в нечеловеческих условиях немецкого плена обязательные намазы и держа уразу.
В 1949 году в семье моего отца родилась ещё одна дочь, моя старшая сестра. Ей дали имя Йисархалум (мы её звали Иши).
Она росла единственным ребенком в семье и в сознательном возрасте все чаще говорила о том, что очень хочет, чтобы у нее, как и у сверстниц, был брат. Этой идеей Иши замучила своих родителей и всех родственников. Кандидатуры для отца она присматривала в любом кругу женщин, где оказывалась со своей матерью. Даже выражала ей свое недовольство: «Наверное, это ты против того, чтобы отец женился?!», — говорила она своей матери. «Ты любишь своего брата муллу? – спрашивала Иши у отца. – Вот и я хочу, чтобы у меня был брат». Так она уговаривала отца привести вторую жену. Ею стала моя мать, Тускиева Халимат (1929 г.р.), сосланная в Киргизию из чеченского села Энгеной, Ножай-Юртовского района. Разница в возрасте с отцом у них была 34 года. Познакомились с ней Ажи и моя сестра совершенно случайно – она встретилась им, когда они возвращались домой после посиделок. Немного поговорив, женщины попрощались, и Ажи, обратившись к дочери, сказала: «Вот она подошла бы твоему отцу». Видимо, эти слова еще больше вдохновили мою сестру, а вернувшись домой, она снова стала уговаривать отца на женитьбу. Отец спрашивал у Ажи, не она ли подговорила дочь, та в свою очередь отвечала, что не имеет к этому никакого отношения.
Родители Халимат отказывались выдавать дочь за женатого человека. Не знаю, чем бы закончилась эта история, если бы не мудрость Ажи. Она прибегла к вековой традиции гор, перед которой самые лютые враги останавливали кровопролитие, жесту понятному тем, кто ценит понятие чести, достоинства и уважения. Ажи сама пришла в родительский дом Халимат, во дворе сняла с головы платок и кинула под ноги хозяевам. Она дала обещание родителям Халимат, что будет обращаться с ней как с родной дочерью. Как рассказывали, только из-за уважения к Ажи, родители моей матери дали свое согласие. Так, в дом отца пришла моя мать. До конца своих дней Ажи не нарушила данное обещание родителям матери. Она обращалась с моей матерью как с маленьким ребенком, терпела все ее капризы. Мы никогда не слышали ссор и разногласий между жёнами отца, хотя жили мы все вместе, в одном доме.
В годы ссылки в 1954-1957 годах отец работал в колхозе «Комсомол». До 1956 года он работал бригадиром, а позже учётчиком по труду в овощно-огородной бахчевой садоводческой бригаде. Среди работников отец пользовался большим авторитетом и уважением. Правление колхоза отмечало улучшение учёта труда, систематическое выполнение и перевыполнение производственных заданий под его руководством. Такие результаты в работе достигались благодаря трудолюбию, целеустремлённости и организованности моего отца. Выращенные его бригадой бахчевые культуры были представлены в ВДНХ, на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке 1954-1955 года в Москве, для участия в которой отец был направлен правлением колхоза.
На родину наша семья вернулась в 1957 году, мне исполнился на тот период месяц. В свой родной дом в Ярмаркино, в пригороде Хасавюрта, где семья отца жила до ссылки, нам так и не удалось зайти, потому что, как и дома всех ссыльных чеченцев, он был занят аварской семьёй. Речи о том, чтобы вернуть свои земли, быть не могло. Многие из чеченцев делали такие попытки, но власть была на стороне тех, кому подло отдала право на чужое жилье и жестоко преследовала на этой почве вайнахов. Родители были вынуждены смириться и с этой несправедливостью и поселиться во временных бараках, где одновременно размешались несколько семей, и начать жизнь на своей родной земле заново. Со временем они построили новый дом в разъезде Баташ, куда и переселились позже.До конца своих дней отец оставался очень энергичным человеком. Даже трость, которой обычно пользуются старики на Кавказе, он закидывал подмышку, как только выходил за ворота дома. Даже в преклонном возрасте, будучи пенсионером, он трудился в совхозе имени «10 лет ДАССР», выполняя работу разного характера. Отец исправно вёл учет всех важных моментов не только в работе, но и в домашнем хозяйстве, отмечая все значимые на его взгляд события в своем дневнике. В нем можно было найти запись и о выполненных планах в совхозе и о приплоде домашнего скота, о доходах, полученных от садового урожая, а также о дате моего призыва в армию и даже моих друзей, включая места службы, адреса и номера полевых почт. Ни одна деталь не оставалась без внимания отца. Видимо уроки жизни, заложили это качество в его характере.
Помню письма отца, которые я получал во время службы в армии. Сами письма были на русском языке, но заканчивал каждое из них отец всегда одним и тем же назиданием на родном чеченском «осалла ма хиллалахь», что в переводе означает «не будь малодушным».
Мой отец являл собой настоящий пример мужественности, трудолюбия и честности, его поступки и отношение к жизни сыграли важнейшую роль в формировании моего мировоззрения. В 1987 году отец тяжело заболел и в том же году, в возрасте 92 лет, покинул этот мир (Дала геч дойла цунна).
Моя старшая сестра по отцу и матери Совдат родилась в 1955 году, в 1957 году 31 августа родился я, а в 1962 году — младшая сестра Бурлият. У меня также есть сестра по матери – Яхсат, 1953 года рождения.
Как любой любящий брат, я мечтал сделать для сестёр многое, но не всегда это у меня получалось. Сегодня они единственные в этом мире — часть моей крови и плоти, и я благодарю Аллаха за то, что они у меня есть и молю Всевышнего о том, чтобы мои любимые сёстры были здоровы и счастливы.
Когда я появился на свет, отцу было 62 года. Воспитала меня (не хочу называть ее мачехой) Сиванат (Ажи) – святой человек, она очень любила и баловала меня и моих сестёр. Она ушла из жизни, когда я служил в рядах Советской Армии в городе Орджоникидзе, в 1977 году. Я получил телеграмму о смерти матери, но в ней не указывалось имя, и я не знал, кто именно умер — Ажи или мама. Потерять Ажи для меня было бы большей трагедией. Мне дали отпуск, и я приехал домой, но на похороны так и не успел. И к великому сожалению, когда я переступил порог своего дома, узнал, что моей любимой Ажи больше нет. По воле Всевышнего, из-за настойчивости моей старшей сестры Йисархалум, а также благодаря той святой женщине, моей всегда любимой Ажи, на свет появился я. Скажу честно, смерть своих родителей я перенес легче, чем уход из жизни Ажи и моей самой любимой сестры, Человека с большой буквы —Йисархалум. Умерла Иши 7 октября 2008 года (Дала геч дойла цунна).

Авайсова (Тускиева) Халимат Хасаевна
Моя мать Халимат родилась в 1929 году. Мой дед по материнской линии Тускиев Хаса принадлежал к тейпу Энгеной (Т1апи некье). Он был религиозным и очень богобоязненным человеком, впрочем, как и все предки моей матери. Про него говорили что, даже будучи заключенным в тюрьме, он не пропустил ни одного намаза. Когда впервые на территории Чечни появился Великий авлия, а в последующем имам Чечни Ташу-хаджи, предки моей матери приняли его к себе, и в течение одиннадцати лет были рядом с ним и опекали его. В народе его называют Вокха-хьажа, его зиярат находится на территории Хьажи -юрта, между селами Энгеной и Саясан. Предкам моей матери довелось стать довольно близкими людьми для великого авлия и прикоснуться к святости этого человека. Брат отца моего деда тоже был в ранге авлия, звали его Абдулмежд. Он являлся прямым воспитанником Ташу-хаджи и был очень авторитетным и уважаемым человеком в обществе. Четвертый отец моей матери Селгери и его сын Селби также имели ранг авлия. Был еще один авлия — троюродный брат моего деда по имени Мохьаммад, мы его звали Мумма. Он был внуком Селби. Это была целая династия авлия, которые произошли от одного отца и состояли исключительно из предков моей матери. Все они были воспитанниками Ташу-хаджи. Жили они во время правления на кавказе имама Шамиля, входили в его армию и принимали самое активное участия в боях против царской армии. Мне было лет пять-шесть, когда мы с матерью приезжали в село Энгеной, а дорога к родительскому дому моей матери пролегала рядом с домом, в котором жил Мумма. Мать никогда не проходила мимо его двора, не поздоровавшись с этим очень добрым стариком. Это был старец с очень красивым, сияющим лицом и необыкновенно красивой белой бородой. Перед поездкой в горы мама всегда готовила подарки своим родным и какой-нибудь особенный подарок Мумме. Я помню, с какой радостью он встречал нас, всегда гладил меня по голове и что-то пришептывал. Я чувствовал, что моя мать относится с большим почтением к этому человеку. В настоящее время на кладбище села Энгеной, где похоронены четыре великих авлия, построены зияраты. Совсем недавно в социальных сетях широко распространилось фото, на котором видно, что зиярат излучает нур.Первыми это явление, в виде яркой вспышки, заметили двое рабочих, которые в тот день ремонтировали калитку на кладбище. Один из мастеров сразу потерял сознание, а второму удалось запечатлеть происходившее на фотокамеру мобильного телефона.

Абрек Элашпи Тарамов

Одной из героических личностей нашего рода в послереволюционный период в Дагестане был абрек Элашпи Тарамов.
Прикрываясь вынужденной мерой, очень часто государство творит беззаконие, а на защиту и восстановление справедливости приходят защитники из народа, как это делали мужественные абреки на Северном Кавказе.
Абреками становились по разным причинам, которыми могли быть оскорбленная честь, неосторожное слово, похищение женщины, несправедливость властей по отношению к бедноте и другие поводы. Абреки, действуя небольшими группами или в одиночку, брались за оружие. Они были непримиримы к произволу и несправедливости, выступали своего рода народными мстителями, грабили казенные учреждения и банки, уничтожали царских и советских чиновников. Полученные ценности и деньги абреки, как правило, раздавали бедным крестьянам. Чаще народ относился к абрекам как к героям. Одно точно – абреками на Кавказе не рождались, ими становились…
Одним из таких абреков в 1920–1930 годы в Ауховском районе был Элашпи Тарамов из тейпа барчхо. Мои предки имеют общие корни с предками отца Элашпи, которого звали Тараму.
Элашпи был обычным чеченским парнем, порядочным и очень храбрым молодым человеком, для которого собственная честь и честь родных и близких были превыше всего.
У Элашпи был единственный ребенок – дочь по имени Дорга, она родилась 30 января 1930 года, и понятно, что время абречества отца пришлось на ее раннее детство. Сын Дорги Гилисханов Иса Сайд-Эмиевич, проживающий в настоящее время в городе Гудермесе, поведал услышанную от своей матери историю о том, как его дед встал на путь абрека, и что послужило тому причиной.
20–30 годы XX века стали особенно тяжелыми для горцев Северного Кавказа. Методы, с помощью которых устанавливалась советская власть, повлекли волну недовольства среди местного населения, и вслед за этим народные восстания. Для советской власти, позиционировавшей себя вначале властью народа, властью бедноты, постепенно стали характерны грубые нарушения прав человека, в первую очередь свободы вероисповедания. По воле верхов повсеместно закрывались мечети и медресе, верующие и соблюдающие каноны религии люди становились объектами преследования, а в отношении представителей духовенства совершались акты физической расправы. Каждая семья, которая имела небольшое хозяйство и могла прокормить себя, считалась зажиточной и подлежала раскулачиванию. К такой категории относилась и семья Тарамовых, в хозяйстве которых были крупный и мелкий рогатый скот, лошади. Все нажитое честным трудом во время раскулачивания у них конфисковали.
Советскую власть, причинившую столько страданий ему и его народу, Элашпи яро возненавидел, а его протестом стало вступление на тропу абрека и ведение борьбы против тех, кто чинил произвол на земле его предков.
До сих пор в народе живут легенды о его подвигах и благородных поступках.
Родился и жил Элашпи Тарамов в селе Лакх-Отар (Ямансу) Терской области (позже Ауховский район) и являлся одним из потомков Беркхана. Его самым верным другом с детства был Ибрагим Бичаев, который приходился троюродным братом моему отцу. Родился Ибрагим Бичаев в 1893 году и был односельчанином Элашпи.
У Элашпи с Ибрагимом были другзья Висантипов Турко и Элтаев Междха, которые жили в соседнем селе Зандак. Они часто на лошадях ездили к ним, и по чеченскому обычаю в честь гостей молодежь устраивала вечеринки (синкIерам). На одной из таких вечеринок Элашпи увидел девушку по имени Секинат, которая являлась сестрой их друга Элтаева Междха. Рассказывают, она была необыкновенно красивой и стройной девушкой с длинной косой. Позже Элашпи часто наведывался в Зандак, чтобы увидеться со своей возлюбленной. Позже друзья решили выдать сестру Междха — Секинат, замуж за Элашпи. После недолгого общения молодые люди поженились.
У чеченцев и ингушей есть один красивый обычай, который отсутствует у других народов Кавказа. Во время женитьбы невесту не сразу привозят в дом будущего мужа. До свадьбы невеста находится у самых близких людей жениха. Это может быть домом его родных или двоюродных сестер, тети и др. Обычно ими становятся люди, к которым жених может прийти со своими друзьями, не стесняясь старейшин рода, так как появление жениха перед ними до свадьбы считается грубым нарушением чеченского этикета. В таких ситуациях жених обычно временно живет у своего самого близкого друга, с которым он находится в доверительных отношениях. Как правило, такая дружба перерастает почти в родственные узы и поддерживается на протяжении всей жизни. Такими друзьями были Элашпи Тарамов и Ибрагим Бичаев, которых к тому же связывало родство по отцовской линии.
Во время преследований НКВД появиться в родном селе было очень рискованно для Элашпи, доверял он только Ибрагиму, который снабжал его всем необходимым: едой, одеждой, боеприпасами, а также охранял его, когда тот приходил на ночлег в село и останавливался у своих близких или родственников. Ибрагим был для Элашпи надежным человеком, который пожертвовал бы собственной свободой и даже жизнью ради него, но не поступился бы честью и совестью.

В начале 1930-х годов дома Элашпи и Ибрагима в селе Лакх-Отар по приказу руководства НКВД были взорваны, а их семьи выброшены на улицу. Самого Ибрагима сослали в Сибирь за сотрудничество с абреком, где он много лет провел в заключении.
Родовое село Элашпи всегда находилось под пристальным вниманием НКВД. На окраине села, в лесу, была организована засада из нескольких военных, которым было приказано при первом же появлении убить абрека. По рассказам очевидцев, был случай, когда эти военные зарезали и съели корову жителя Лакх-Отар. Эта информация дошла до Элашпи, и на рассвете с друзьями он внезапно напал на этот пост. В результате короткого боя один из военных был убит, а двое взяты в плен. Позже они были отпущены – один из них с простреленным коленом – с предупреждением о том, что воровать не хорошо, а если такое повторится вновь, то пощады не будет. Выстрел в колено означал, что это наказание от Элашпи, так становилось ясно, кто является мстителем.

Самым опасным и ярым врагом для Элашпи являлся начальник Шатоевского РО НКВД Чечено-Ингушской АССР Ушаев Мазлак Довлиевич. Он был родом из Дышни-Ведено и остался в народной памяти как пример жестокости и беспринципности; ярый безбожник, предатель и палач чеченского народа, невероятный садист и одновременно с этим невероятный трус, который не стыдился убегать от своих кровников в женском платье.
Его лично знал Берия, от которого получил неограниченную власть и полномочия на Северном Кавказе.
Память об этом человеке до сих пор жива в народе. Что говорить, если еще лет десять назад на востоке Республики непослушных детей пугали словами: «Мазлакъ вог1ур ву хьун!» (К тебе придет Мазлак). Все, что известно об этом человеке так это то, что в честь него названа одна из улиц в Ведено

Элашпи неоднократно удавалось уйти от засады, устроенной по указанию Мазлака Ушаева. Мазлак жаждал крови Элашпи, мечтал взять его в плен или убить. Он был одержим мечтой, уничтожить лично столь неуловимого абрека и доложить об этом Берии, тем самым прославиться на весь Кавказ.
Жена Элашпи, Секинат тоже была мужественной женщиной и отличной наездницей. Ей так же пришлось учувствовать бою. Однажды, по доносу агентов, дом, где они остановились на ночлег был окружен НКВД- эшниками. Операцию возглавлял сам Мазлак Ушаев.
На улице шел сильный дождь сопровождающийся раскатами грома и молнии. Мазлак предлагал сложить оружие и сдаться. Во время паузы в перестрелках, солдатам казалось что наконец покончено с абреком. Как только они по приказу Мазлака выскакивали из укрытия, шли в атаку, Элашпи своими меткими, одиночными выстрелами укладывал их на мокрую землю. В эту ночь Элашпи ранили в плечо, и он не мог двумя руками держать ружье и стрелять прицельно. Секинат встала впереди мужа, прикрывая его свои телом от вражеских пуль, клала ствол пятизарядного ружья на свое плечо, а Элашпи с ее плеча продолжал стрельбу. В том бою, благодаря Всевышнему и мужеству Секинат, под покровом ночи, им очередной раз удалось выбраться из окружения и уйти.
Элашпи пользовался одной хитростью, на которую всегда попадались сотрудники НКВД. У него была бурка из плотного материала, когда ее вертикально ставили на землю, она стояла и не падала. Во время боя, когда нужно было уйти от преследования, он использовал свою бурку как приманку для противника. Пока военные вели стрельбу по пустой бурке, опасаясь подступиться ближе, Элашпи успевал незаметно скрыться.
До сих пор олицетворением предательства и лютой ненависти к своему народу в Чечне считался сталинский чекист Мазлак Ушаев.
Писатель В. Костерин в своем очерке «По Чечне» еще в 1924 году охарактеризовал его так: «…Через два дня выезжаю с товарищем чеченцем в Чечню. Товарищ, Мазлак по имени, ярый безбожник, а в революционных боях — с 17 года»: «Мазлак Ушаев – один из самых ненавистных «героев» в истории вайнахов, считающийся олицетворением предательства и лютой ненависти к своему народу» – автор). (А. Костерин «По Чечне», Ойсунгур, 1924 год.)
Из рассказа очевидцев, где-то в районе Ведено жил один кузнец, который производил кустарным способом огнестрельное оружие, которое использовали сопротивляющиеся установлению советской власти. Кто-то из односельчан кузнеца «настучал» на него в «органы» вследствие чего для разбирательства был прислан Мазлак Ушаев. Собрав народ, Мазлак потребовал у кузнеца:
— Схьайал ахь йин тапч!
— Йац соьгахь цхьа а тапч.
— Схьайа бах ас хьоьг!!!
После того как кузнец отдал-таки сделанный своими руками пистолет, Мазлак разрядил в воздух полную обойму, после чего перезарядил еще горячие оружие и, упершись стволом себе в грудь, нажал на спуск. Оружие дало осечку.
— Йер ахь йина тапч йу!
После этого Мазлак разрядил в воздух обойму из своего табельного «Маузера» (в иных вариантах «Нагана»), перезарядил и, направив ствол на лоб кузнеца, нажал на спуск со словами:
— Йер а г1аскхиш йина тапч йу!
Осечки не было…
Вообще, надо полагать, он был более чем жестким по отношению к жителям Республики, если, по народной молве, раскулачил родного брата отца и сослал его с семьей в Сибирь.
Осенью 1934 года жители селения Гелдеген стали свидетелями того, как Ушаев со своим сослуживцем, сотрудником НКВД Славиным заживо сожгли тяжело раненого Ибрагима Гелдегенского. Данный поступок был столь возмутительным, что под давлением народных масс, поддержанным некоторыми представителями властей, многие чиновники «полетели» со своих мест. Многие, но только не два НКВД-эшника, спровоцировавшие «движение масс». Их богатый опыт решили использовать для борьбы с «басмачеством», для чего перевели в спецотдел НКВД по Средней Азии.
Некоторые бандиты, называющие себя абреками, представлялись именем Элашпи и занимались мелким грабежом населения. В то время люди передвигались из горной части Чечни на хасавюртовский рынок на лошадях, подводах и даже пешком. По дороге разбойники нападали на них, отбирали деньги и драгоценности. С женщин срывали серьги, кольца, отбирали все, что можно было продать или обменять. Люди, невольно ставшие их жертвами, часто обращались к Элашпи за помощью.
Таким образом, наряду с неустанной борьбой с тоталитарным, жестоким, бесчеловечным режимом, который насаждался советской властью, абреку приходилось спасать и свое честное имя, подвергая наказанию бандитов за их низкие поступки и деяния, порочившие честь Элашпи перед лицом целого народа.
Так же, как в свое время предавали знаменитого абрека Зелимхана Гушмазукаева, Элашпи не раз обманывали люди, которым он полностью доверял. Несмотря на это, по воле Всевышнего, ему неоднократно удавалось уйти от засад, устроенных по доносам агентов.
Говорят, председатель сельского совета с. Зандак сильно усердствовал в доносах на своих односельчан. Много людей пострадало благодаря его преданности службе той власти. Но Элашпи он боялся как огня. Когда Элашпи гостил у своего друга Турко, к ним вдруг зашел этот председатель. Увидев Элашпи, зная, что Абрек может его на месте пристрелить, он потерял дар речи. Но Элашпи все же дал ему уйти. Поле этого случая он не посмел выдать Турко властям, за сотрудничество с абреком, зная, что возмездие наступит мгновенно. Как говорил Турко, нет худо без добра, если бы не ссылка чеченцев в 1944 году в Среднюю Азию, то после смерти Элашпи, председатель сдал бы его и сделал все что бы его расстреляли.

После дочки Дорги, у Секинат родился сын, который умер в раннем возрасте. С двумя маленькими детьми она не находила себе места, не знала где спрятаться от вечно преследующей власти. Ее все время вызывали на допрос в НКВД по Хасавюртовскому району, а так же в НКВД по Шатоевскому району, который возглавлял жестоким палачом Мазлак Ушаев. Секинат несколько дней держали в заложниках, пытаясь сломать волю этой мужественной девушки-горянки. По информации агентуры, НКВД стало известно место нахождения Элашпи. Был подготовлен карательный отряд для его захвата. Мазлак был уверен, что на этот раз ему удастся убить Элашпи. По его указанию в его кабинет привели Секинат и Мазлак поклялся, что готов надеть ее платок, если сегодня лично не принесет голову Элашпи. На что Секинат ответила, что ее муж не из тех мужчин, который так просто даст отсечь свою, голову кому попало.
Группа военных окружила хутор где находился Элашпи. Мазлак предложил Элашпи добровольно сдаться, иначе он замучает его жену и детей. Внезапно раздался выстрел. Пуля попала Мазлаку в плечо. Он с диким ревом упал с коня на землю. Солдаты начали хаотичную стрельбу, в сторону гор, откуда был произведен выстрел, но Элашпи для них уже был недосягаем.

После бесконечных издевательств над Сакинат, Элашпи поклялся убить Мазлака Ушаева. Зная, что Элашпи не простит ему его подлые поступки, Мазлак начал вести себя очень осторожно. Элашпи долго следил за ним, сидя в засаде в местах где он должен был проехать. Однажды, почуяв, что Элашпи может его подстерегать, Мазлак переодевшись в женское платье вышел из дома и спокойно прошел мимо Элашпи. Хотя на этот раз ему удалось уйти от справедливого возмездия, слух о его трусливом поступке разлетелся на всю Чечню и он остался опозоренным навсегда.
Но, перед следующей попыткой Элашпия на его убийство, к счастью для самих себя, его отравили смертельным ядом его же родственники, которым из-за злодеяний этого, несомненно психически нездорового человека, грозила тотальная кровная месть. В народе говорят, что умирал он в страшных муках. Последней его волей было требование похоронить его в гробу.
Из рассказов очевидцев известно, что в последние свои минуты Мазлак требовал от ангела смерти оставить его в покое и при этом стрелял из маузера куда-то в потолок (Адлан Бено, Чеченпресс, 14.05.2004г.).
Элашпи больно было смотреть на Секинат, на мучения, которым продолжала подвергать ее власть и после смерти Мазлака Ушаева. Борясь с беззащитной девушкой, власть шла на самые низменные поступки. После ареста Сакинат, дети оставались у брата Междха, но власти насильно увезли дочку в детский дом. А когда Междха ночью тайно привез ее к себе домой, власти арестовали его и пытали.
После долгого раздумья, из-за безвыходной ситуации в которую загнала его власть, Элашпи решился на отчаянный шаг, на который не каждый мужчина решится. Однажды он пришел к Секинат и сказал ей, что обратная дорога в мирную жизнь для него закрыта навсегда, что рано или поздно его убьют. Против целой государственной машины ему все равно не выстоять. Но как бы то ни было, он твердо решил пойти до конца в борьбе за справедливость и за честь своего рода и достойно умереть на этом пути. А ей, будучи женой абрека, не дадут спокойно жить. Он не хочет что бы из-за него страдала она и в ни в чем не повинные дети, а так же брат Междха и другие ее родственники. Поэтому, лучше им развестись. После этих слов Секинат поклялась, что бы с ней не случилось, до конца своих дней готова быть рядом, и готова с ним разделить все трудности, если надо и умереть вместе. Но Элашпи был непоколебим в своем решении, и там же дал ей развод. Дал денег на покупку коровы и всего необходимого. На последок попросил, что бы она берегла детей и обязательно вышла замуж, за достойного чеченца. Обещал помогать во всем и следить за тем, что бы никто не посмел их обидеть.
Сколько сила воли и духа было в этом человеке, что бы пойти на такой, не вероятно тяжелый поступок для мужчины. Добровольно отказаться от любимой жены-красавицы, ради ее же спасения и ради будущего детей. Согласиться отдать любимою жену в руки чужого мужчины и жить с этим до конца своей жизни. Это был поступок настоящего чеченца-кьогнаха, которым можно только восхищаться.
Секинат, через некоторое время вышла замуж за своего односельчанина по имени Ахмад-Гери. Потерявши всю свою семь в пожаре собственного дома, он был одиноким и несчастным человеком. Ахмад-Гери действительно оказался хорошим человеком. К детям Секинат был очень добр, обращался с ними как с родными. Но злые языки распустили грязные сплетни. До Элашпи дошли слухи, что муж Секинат высокомерно и не пристойно отзывался о нем. Однажды поздней ночью, вдруг раздался стук в дверь. Встревоженная, Сакинат разбудила мужа, который открыл дверь непрошенному гостю. У двери стоял высокий, стройный, с длинными черными усами, при полном боекомплекте, правой рукой держа за рукоять кинжала, абрек Элашпи.
После короткого приветствия, Ахмад-Гери протянул руку гостю, но Элашпи отказался пожать ему руку, а сразу спросил; это правда что люди говорят? На что Ахмад-Гери поклялся, что это грязна ложь и клевета которую распускают враги Элашпи. Без малейшего волнения и страха на лице, добавил, что для него большая честь опекать наследников такого мужественного человека, как Элашпи, и что он благодарен Создателю за данную ему эту возможность.
Будучи человеком, на котором кровь многих работников и агентов НКВД, также бандитов, которые позорили его благородное имя, как зверь загнанный в угол, абрек легко мог убить человека нанесшего ему обиду. В то же время Элашпи понимал, что распуская ложные слухи, его кровники могут толкнуть его на убийство, тем самым пытаться чужими руками свести с ним счеты.
Абреку понравилось непоколебимость и бесстрашие этого горца. Он поверил ему, но все же решил удостовериться, правду ли он говорит и попросил позвать Секинат. Для Секинат, приход в ее дом Элашпи, было полной неожиданностью. Вся покрасневшая от стыда, она вышла к гостью. Элашпи спросил, все ли у них хорошо, не обижают ли их. На что Секинат ответила, что слава Аллаху все у них хорошо, и дети сыты и здоровы. После этого она попросила гостя зайти в дом, что бы поесть, на что Элашпи отблагодарил хозяев, сказав, что торопится и быстро ушел. Через некоторое время у Секинат умер мальчик, осталась одна дочка Дорга.

Однажды сотрудниками НКВД была получена информация о том, что в воскресенье Элашпи должен прибыть на османюртовский рынок. Элашпи действительно приехал туда, хотя точно знал, что возможности поймать его власть не упустит. Для его захвата на рынок была отправлена группа военных. В состав этой группы входил работник НКВД из местных, которого Элашпи знал лично. Завершилась спецоперация по поимке абрека тем, что Элашпи незаметно подкрался сзади к тому чеченцу и, дернув его за ухо, предупредил, что если тот не прекратит преследовать ни в чем не повинных людей из числа его родственников, то Элашпи уничтожит его. Так же незаметно Элашпи исчез. От неожиданности такой дерзкой выходки этот сотрудник на некоторое время потерял дар речи и стоял как вкопанный. Позже он сам рассказывал про этот случай и восхищался смелостью своего земляка Элашпи Тарамова.
За голову Элашпи власти объявили солидное вознаграждение, и желающих разбогатеть в один миг оказалось немало. Одним из таких оказался один аварец, житель Хасавюрта. Он очень долго разрабатывал свой подлый план убийства, постоянно ведя слежку за Элашпи. Наконец, он решил, что судьба ему улыбнулась, и жертва настигнута, когда абрек спускался по склону горы, а аварец шел за Элашпи, скрываясь за кустами и скалами, подбирая удобный момент для подлого выстрела в спину. Элашпи не был бы самим собой, если бы позволил так просто убить себя всякому проходимцу и подлецу. Он знал, что за ним крадется человек, и преднамеренно вел его за собой. Каково же было удивление преследователя, когда в один миг, потеряв из виду абрека, он оказался на краю глубокого обрыва с приставленным к затылку дулом пистолета. Выслушав жалобные истории о несчастной и горькой судьбе и мольбу о пощаде ради Всевышнего, Элашпи дал ему шанс искупить свой грех, но, как обычно, выстрелил в колено, чтобы люди знали, от кого это наказание. Говорят, что этот аварец в пожилом возрасте работал сторожем на хасавюртовском заводе ЖБИ, и описанный случай рассказывал лично.
Великодушно Элашпи относился и к горской бедноте – невзирая на национальность и вероисповедание обездоленных, он оказывал всяческое содействие простым людям, покровительствовал и защищал их. Объектом же своей мести Элашпи всегда выбирал офицеров НКВД и представителей советской власти, которые проявляли необузданную жестокость в угнетении народа. Своими благородными поступками, отстаивающими честь, свободу и справедливость, он заслужил всеобщую любовь и уважение народа.
У Элашпи было несколько конспиративных точек в лесах Чечни и Дагестана, где он устраивал встречи со своими соратниками и доверенными людьми. В целях личной безопасности места встреч и ночлега периодически менялись. Одним из людей, вошедших к нему в доверие, был житель селения Баматюрт, который знал координаты одного из таких пунктов. Так сложились обстоятельства, что этот человек задолжал Элашпи крупную сумму денег. Поэтому он и решил выдать абрека НКВД, тем самым избавив себя от долгового бремени. После передачи властям информации о месте нахождения Элашпи он пришел к нему и завел разговор о долге. На что Элашпи с иронией ответил: «Зачем абреку деньги, я прощаю их тебе, иди с миром». Предатель был ошарашен таким ответом, и с подозрительной спешкой удалился. Абреку его поведение показалось необычным, он почувствовал что-то неладное. Прошло буквально несколько минут, как он увидел военных, окружающих его землянку. Но и в этом бою Элашпи удалось вырваться из окружения и уйти от преследователей. Низкий поступок баматюртовца получил огласку, чем он заслужил презрение своих соплеменников. Даже в годы депортации в Средней Азии ссыльные чеченцы сторонились этого человека, он так и умер в одиночестве голодной смертью.
Я помню историю о другом человеке, который, по рассказам моего отца и других старейшин рода, являлся в 30-е годы агентом НКВД. По его доносу арестовали моего дядю Ибрагима-муллу. После ареста дяди его брат Осман принял твердое решение убить этого человека. Несколько дней подряд перед рассветом он выходил с ружьем на окраину села, где с очередным доносом в НКВД должен был пройти этот человек. Осман несколько дней поджидал его. Но, когда об этом узнали старшие, заставили его покинуть место засады и забыть эту рискованную затею. Это были 1937–38 годы, период массовых репрессий так называемого «большого террора», когда советская власть вела беспощадную борьбу против религиозных деятелей, авторитетных и уважаемых людей, когда свободные горцы Чечни восставали против советской власти. В 1937 году только за один день были расстреляны 42 чеченских алима из Дагестана. Также в селе Энгеной Ножай-Юртовского района за один день были убиты 11 родственников моей матери.
Некоторых агентов-стукачей многие знали в лицо. Человек, по доносу которого арестовали моего дядю Ибрагима-муллу, принадлежал к роду тех людей, которые причисляли себя к барчхо. Как говорили наши старики, они точно не относились к нашему тейпу. Своей храбростью, богобоязненностью и честностью барчхой заслужили в чеченском обществе почет и уважение, были авторитетными и почитаемыми людьми, и эти обстоятельства служили тому, что многие называли себя барчхо, хотя по сути ими не являлись.
Меня всегда поражало великодушие моих предков. Зная, что из-за этого человека пострадал мой дядя, они никогда не стремились отомстить ему.
Они не опускались на уровень этих несчастных людей, а были выше их. Их высокая духовность и близость к Аллаху не позволяла им этого. Они говорили: «Мы его простили, пусть Аллах его простит». Возможно, за их благородство и праведность, по воле Всевышнего, дядя Ибрагим-мулла вскоре был освобожден.
На пике народной славы Элашпи Тарамова, когда власти начали преследовать его однотейповцев, эти люди начали отказываться от нашего тейпа, называя себя кем угодно, только не барчхой. Так было всегда, когда в силу различных исторических перемен эти отщепенцы меняли свое происхождение, подстраивались под любую власть и служили ей, становясь агентами-стукачами, но для народа они всегда оставались предателями.
Многие, кого преследовала власть, просились в отряд Элашпи. Ему неоднократно говорили верные абреки, что не нужно принимать всех в отряд, что среди новичков могут быть предатели и агенты. Но, будучи очень добрым по натуре, Элашпи не мог отказать людям, у которых советская власть отобрала все, в том числе и право на жизнь, которым нельзя было возвращаться в свои дома. Был случай, когда Элашпи с тремя товарищами ночью направлялись в сторону Ленинаула и напоролись на засаду. Абрек по имени Дур крикнул Элашпи, что один человек из их группы исчез под покровом густого тумана. Как потом выяснилось, это был агент, который внедрился в отряд к абрекам, он и выдал маршрут их передвижения.
Свой последний бой Элашпи принял с двумя товарищами в местечке БежIинчу, недалеко от села Лакх-Отар, где раньше проводились конные скачки. Позже эта территория была передана Чечено-Ингушской АССР. Когда власти узнали о месте нахождения Элашпи, туда был направлен карательный отряд в составе большого числа военных. Абреки, не подозревавшие ни о чем, были окружены плотным кольцом. До последнего вздоха они сражались в этом неравном бою и с именем Аллаха шли в атаку. Немало людей полегло в этом сражении и со стороны карателей.
Невероятную храбрость, выносливость и силу духа показал Элашпи. Тяжело раненный в брюшную полость, откуда выпадали его внутренности, он одной рукой заталкивал их обратно, а другой продолжал отстреливаться. В попытке уйти от преследователей ему удалось вырваться из окружения и уйти в лес. В этом бою погибли все его боевые товарищи, в том числе и его друг, аварец по национальности, который был всегда рядом с ним.
Чувствуя приближение своей смерти, Элашпи начал искать место для своего последнего упокоения.
Уходя глубоко в лес, с трудом держась на ногах, он вдруг увидел человека, который собирал дрова, как оказалось, это был житель села Зандак. Элашпи попросил этого чеченца предать его тело земле по законам ислама и скрыть место захоронения. Когда этот человек узнал в нем знаменитого в тех местах абрека Элашпи, он испугался за свою жизнь и убежал, ведь за малейшее подозрение в связях с абреками людей расстреливали. Элашпи продолжил свой путь, но, пройдя несколько десятков метров, упал замертво. Зандаковец оказался порядочным человеком, он все же не бросил Элашпи, вернувшись, он незаметно шел за ним следом. Похоронив знаменитого абрека по всем канонам шариата, зандаковец прикрыл могилу растительным слоем почвы, чтобы никто не догадался, где покоится тело знаменитого борца за свободу и справедливость. Два дня солдаты при помощи собак прочесывали лес, зная, что тяжелораненый абрек не мог уйти далеко. Одновременно велись обыски в близлежащих селах Чечни и Дагестана. К концу второго дня после усиленных поисков военным все же удалось обнаружить место захоронения Элашпи. В тот же вечер тело извлекли из могилы и вывезли в г.Хасавюрт, где поместили в подвале здания НКВД. По некоторым данным, из Хасавюрта труп был вывезен в Гудермес и на территории городского НКВД тайно захоронен. Это явилось еще одним свидетельством коварства и подлости советского режима. Даже царская власть со своей самодержавной жестокостью тело знаменитого абрека Зелимхана Харачоевского, нанесшего огромный урон ее наместникам, убившего намного больше офицеров и солдат, чем Элашпи Тарамов, выдала родным. И сегодня много людей приходят на могилу легендарного абрека Зелимхана, которая находится на городском кладбище г.Шали.

На фотографии мы видим, как горделиво стоят убийцы настоящих народных героев. Каждый из них старается запечатлеть себя, мечтая войти в историю человеком, которому удалось уничтожить знаменитого неуловимого абрека. Показывая эту фотографию, они будут хвастаться, приписывая себе главную заслугу в этом подлом поступке. Но, несмотря на огромные усилия с их стороны, им так и не удалось поймать и уничтожить Элашпи непосредственно на поле боя. Он не дал им насладиться победой над собой, за которую они жаждали получить ордена и медали. В очередной раз ему удалось уйти, уничтожив более десяти противников и заставив испытать своих преследователей горечь разочарования от своего бессилия.

НКВД располагалось в здании нынешнего универмага. В его подвале содержались арестованные, которых жестоко пытали, некоторых там же и расстреливали. Под зверскими пытками людей заставляли брать на себя различные преступления, которых они не совершали.
На следующий день безжизненное тело Элашпи выставили на городской площади имени З.Н.Батырмурзаева для всеобщего устрашения. Под усиленной охраной труп продержали там целый день. В тот день на площадь пришло много народа. Проходя мимо, люди, свободные духом, настоящие горцы-мусульмане, восхищались мужеством и стойкостью этого человека. Молились за него и просили Аллаха о прощении его грехов.
Были и те, которые проклинали его и плевали в сторону тела Элашпи, показывая тем самым свою трусливость и ничтожность.
Тело погибшего власти так и не отдали родным. Позже близкие Элашпи и неравнодушные к его судьбе люди очень долго пытались найти место его захоронения, но все попытки оказались тщетны. Видимо, даже мертвым абрек вселял такой страх в своих преследователей, что его место захоронения было строго засекречено.
Все описываемые события происходили в середине 30-х годов ХХ века. Установить точную дату смерти Элашпи мне так и не удалось, но известно, что его трудный путь абрека длился около десяти лет – путь в борьбе за свободу и справедливость, за честь и достоинство своего народа, настоящего чеченца-кьонаха, кем он остался навсегда в сердцах своих соплеменников.

Всего у Элашпи было четыре брата: Эдалби, Даша, Паша, Хункарпаша и единственная сестра Ровзанат, которая позже вышла замуж за ингуша. Их всех преследовала советская власть, поэтому они вынуждены были скрываться. Хункарпаша в 17-летнем возрасте был убит в бою вблизи села Хосиюрт Чеченской республики. Эдалби через горы ушел в Грузию, в Панкийское ущелье, дальнейшая его судьба неизвестна. У Даши был сын 1932 года рождения, которого звали Хамзат. Прямые наследники легендарного абрека по отцовской линии сыновья Хамзата Тарамова в настоящее время проживают в селе Покровском Хасавюртовского района – это Тарамовы Висархаджи, Хусейн и Ваха. В том же селе проживают еще два брата Висанбиевы – Иса и Али – это внуки другого брата Элашпи – Паши.
Ибрагима Бичаева, верного друга детства Элашпи Тарамова, проведшего долгие годы в ссылке из-за того, что укрывал своего друга от гонений советской власти, мы – молодое поколение нашего рода – называли Абой.
Однажды я начал диалог с дядей Абой на тему советской власти, спросив у него, почему он ее так сильно ненавидит. На мой вопрос он твердо, с большой долей убежденности ответил, что эта власть – самая грязная и подлая, и долго она не продержится, а страна скоро развалится, и произойдет это за один день. Тогда я подумал о том, как же старик наивен и далек от политики, как может такое мощное государство, как Советский Союз, развалиться, да к тому же за один день. Но оказалось, что дядя Аба был наделен большой мудростью и прозорливостью. Когда произошел развал великой державы, как и говорил Аба, за один день, я поразился глубине ума и удивительному дару предвидения моего дяди, прошедшего за свою долгую жизнь через тяжелейшие испытания. Несмотря на преклонный возраст, у Абы была феноменальная память. Он помнил имена всех наших родных. Даже самых маленьких детей он называл исключительно по их настоящим именам, а не ласкательным прозвищам, которые давали им родители. При составлении семейного древа почти все имена наших предков я узнал от Абы.
Его внук Бичаев Салман рассказывал, как в 1970-е годы Аба приказал им с братьями Хамзатом и Абдулхеламом взять лопаты и пойти с ним в лесистую местность вблизи села Зори-Отар. Дядя указал на место, где нужно было копать. Сняв небольшой слой земли, они обнаружили в яме аккуратно завернутый в тряпку ржавый, уже не пригодный ни к чему наган.
Умер Ибрагим Бичаев 19 февраля 1990 года в возрасте 97 лет.

Мои братья
Наш тейп был одним из самых больших тейпов того времени. У меня было много двоюродных и троюродных братьев. Все они одинаково благосклонно относились ко мне, как к самому младшему из них и единственному сыну их дяди. При этом я был поздним ребенком в семье, и многие мои двоюродные братья были старше меня на 20 и даже на 56 лет. По возрасту, они все годились мне в отцы, а некоторые даже в деды. Этим можно объяснить их особенную теплоту и заботливость по отношению ко мне.

Акаев Мохьмад, троюродный брат моего отца, родился в 1874 году.
АкаевЭльмусДугиевич(1901-1996гг.)
Эльмус был моим самым страшим двоюродным братом. Он являлся сыном моей тети (сестры отца) – Абдат, в то же время, сыном троюродного брата моего отца-Акаева Дуги. Эльмус был старше меня на целых 56 лет. Не смотря на разность в возрасте, он был для меня самым близким и простым в общении среди всех моих братьев.
Акаев Биарс Дугиевич (1925 — 2002 гг.) Биарс, не смотря на всякие жизненные не удачи, был всегда очень веселым и добрым человеком. Со мной отношения поддерживал как со своим ровесником. В его разговоре всегда присутствовал легкий смех, который заставлял собеседника, за время беседы с ним, отвлечься от мирских проблем, не думать не о чем и слушать только его.

Гусейнов Микаил Хусейнович (1915-1989 гг.)
Мой двоюродный брат по отцу Микаил Гусейнов – человек героической судьбы. Родился Микаил 1 июля 1915 года в селе Ярыксу-Аух Хасавюртовского района. С середины 1941 года он обучался в Буйнакском военно-пехотном училище, ускоренные курсы которого в то время были расположены в городе Степанакерт. После окончания учебы в 1942 году и присвоения звания лейтенанта, он был назначен командиром взвода Тбилисских окружных курсов младших лейтенантов. В августе 1942 года немцы стали приближаться к Северному Кавказу, и тогда, в составе Тбилисских окружных курсов, он выдвинулся на оборону военно-грузинской дороги в районе Крестового перевала, а затем вся воинская часть была переброшена в город Беслан СОАССР. После ожесточённых боев, понеся большие потери, остатки воинской части были переданы в состав первой гвардейской стрелковой бригады под командованием полковника Терешкова, в которой с этого дня воевал Микаил в качестве командира штурмовой роты.
В декабре 1942 года развернулись кровопролитные бои за населённые пункты Кадахчин, Дзуарикау, Рассвет. Однако в наступательных боях, неся большие потери, передовые подразделения вынуждены были отступить на прежние позиции. В эти дни были полностью уничтожены две штурмовые роты их бригады. 22 декабря была предпринята очередная атака по освобождению данных населённых пунктов.
Перед солдатами штурмовой роты под командованием Микаила Гусейнова была поставлена задача первыми войти в Кудахчин, занять позиции и обеспечить коридор для других наступающих частей и подразделений. Именно при штурме этого населённого пункта ранее были уничтожены две штурмовые роты. Атака была запланирована на ночь 22 декабря. Молниеносным налётом на немцев на окраине были уничтожены несколько хорошо укреплённых огневых точек и подавлено сопротивление немцев. Рота рассредоточилась и заняла стратегические позиции на окраине Кодахчина, обеспечив тем самым плацдарм для наступления других частей. Однако в эту ночь в ходе боев был тяжело ранен осколочными ранениями в области груди и спины сам командир роты. Когда истекающего кровью Микаила бойцы несли в медсанчасть, к нему подошел командир бригады Терешков и поблагодарил раненого за проявленный героизм, обнял и пожелал скорейшего выздоровления. Здесь же Терешков дал указание подготовить документы и представить командира роты Гусейнова М.Х. к государственной награде.
Вскоре стало известно, что на Гусейнова были подготовлены документы на присвоение ему звания Героя Советского Союза. Однако из справки Министерства обороны СССР позже выяснилось, что в конце декабря 1942 года штаб бригады был уничтожен прямым попаданием немецкой авиабомбой и вместе с ним все документы. Так Микаил Гусейнов лишился своей заслуженной награды, еще не получив ее.
В декабре же и началось тотальное наступление советской армии в этом направлении. Вскоре главный опорный пункт Владикавказской группировки Гизель – Новая Саниба пал, превратившись в кладбище боевой техники и живой силы врага. При этом советскими войсками были захвачены 140 немецких танков, шесть бронемашин, 70 орудий разного калибра, около двух с половиной тысяч автомашин, свыше одного миллиона патронов, около двухсот мотоциклов и два склада с боеприпасами.
На поле боя немцы оставили более пяти тысяч трупов своих солдат и офицеров. После этих боёв Гусейнов целый год находился на лечении в госпиталях города Тбилиси. 5 октября 1943 года Микаил Гусейнов был направлен в резерв Закавказского фронта, а в 1944 году — в распоряжение Дагестанского военкомата и назначен начальником 2 части Казбековского районного военного комиссариата. В начале апреля 1944 года, как и все чеченцы, объявленные врагами народа, Микаил Гусейнов был репрессирован и отправлен в ссылку с последним эшелоном, сформированным из бывших бойцов Красной Армии и работников правоохранительных органов. Микаил Гусейнов был награжден орденом Отечественной войны II степени, медалями «За отвагу», «За оборону Кавказа», «За победу над Фашисткой Германией» и юбилейными медалями.

Авайсов Зиявуди Ибрагимович (1920-1946 гг.)
Мой двоюродный брат по отцу Зиявуди родился в 1920 году. В 1937 году он окончил семь классов Хасавюртовской неполной средней школы. В 1938 году поступил в «Нефтеуч» в городе Грозный, по окончании которого в 1940 году, устроился на работу гидротеником в городе Хасавюрт. В августе 1940 года Зиявуди был призван в РККА и отправлен в Киев, где окончил школу младших авиационных специалистов (ШМАС), а в 1941 году направлен в Сарны Западной Украины в 430 штурмовой авиационный полк механиком приборов и электроспецоборудования. Через полмесяца Зиявуди был переведён в город Станислав в 12 истребительный полк, а затем, 10 августа 1941 года, направлен в 525 штурмовой авиационный полк в Воронеже, где работал стрелком-радистом. С середины сентября 1941 до начала августа 1942 года Зиявуди участвовал на фронте в том же полку, после чего служил в городе Куккус Саратовской области, а затем стал командиром отделения в первой десантной дивизии в Тейкове Ивановской области. С 7 февраля по 20 августа 1943 года он участвовал на северо-западном фронте под городом Старый Русс.
Мой двоюродный брат был человеком необыкновенной скромности. Про войну рассказывать не любил. Не смотря на то, что страницы его жизни были насыщены подвигами военных лет, рассказы о них он считал ничем иным, как хвастовством.
За всё время службы лётчиком-истребителем, его самолёт дважды сбивали немцы. Первый раз это произошло на вражеской территории в воздушном бою с немецкими истребителями. После катапультирования Зиявуди удалось успешно приземлиться, но, к сожалению, его сразу же взяли в плен немцы. Ему чудом удалось бежать от фашистов до этапирования в Германию, где ему пришлось бы разделить несчастную участь узников концлагерей. После этого побега Зиявуди вернулся в ряды Красной армии, где и продолжил свой боевой путь на прежнем поприще. Судьба не миновала его во второй раз, когда во время очередного боевого вылета, в воздушном бою его опять сбили враги. На этот раз Зиявуди не успел нажать кнопку катапультирования и остался в подбитом самолете. От сильного удара об землю у Зиявуди были сломаны обе ноги, но не смотря на это, он ползком в течение нескольких дней пробирался к своим. Прошло много времени прежде, чем его подобрали красноармейцы. От полученной травмы у Зиявуди началась гангрена ноги, и он попал в госпиталь в Минске, где позже ему ампутировали ногу. Умер Зиявуди в 1946 году от гангрены второй ноги, на тот момент ему едва исполнилось 26 лет.
За свои героические подвиги в Великой Отечественной Войне Зиявуди Ибрагимович Авайсов был награждён многочисленными орденами и медалями.

Гусейнов Халид Хусейнович (1925-1995 гг.)
Из всех моих двоюродных братьев Гусейнов Халид отличался особым отношением ко всем своим родственникам. Мы его звали Бучигом. В конце 30-х начале 40-х годов он работал в НКВД, затем в суде, также занимал другие ответственные должности на государственной службе. В 60-е годы, после возвращения чеченцев из ссылки на родину, он работал в ГОВД г. Хасавюрта. Бучиг был очень мужественным человеком. Он пользовался большим авторитетом и уважением среди людей разных национальностей в своем городе, имел большие связи в различных структурах. Наши родственники, вне зависимости от возраста, со всеми своими проблемами обращались именно к Бучигу. Он всегда был готов оказать любую, требующуюся от него поддержку, так как безгранично любил своих сородичей. На нем держался весь наш род, его называли стержнем нашего тухума, который стал особенно многочисленным в 70-80-х годах. Бучиг также обладал талантом поэта. Среди его произведений есть особенно трогательные стихи о депортации чеченского народа, которые он так и назвал: «1944 шеран 23 февраль-кхаара», а также назма, написанная им после ухода из жизни Ибрагима-муллы.

Ибрагимов Алав Ибрагимович (1925-1978 гг.)
Будучи студентом, в 1978 году, я получил телеграмму о скоропостижной смерти моего двоюродного брата Алава. На второй день я приехал домой, но, к сожалению, на похороны не успел. Ушел из жизни Алав в возрасте 53 лет.

Авайсов Салвади Ибрагимович (1930-1973 гг.)
По воле Всевышнего, Салвади ушел из жизни в 43 летнем возрасте, в самом расцвете сил. Про Салвади рассказывали, что он отличался своей особой любовью и теплыми отношениями ко всему роду Авайса-хаджи. Любил часто ходить в гости со своими сыновьями, показывая им пример, каким должен быть настоящий чеченец и мусульманин, что бы его дети и после него сохраняли и приумножали родственные связи. Эти черты характера Салвади, очень четко передались его внуку Авайсову Шамилю, который продолжает достойно нести имя правнука Ибрагима-муллы.

Авайсов Зайнади Ибрагимович (1932-2008 гг.)
После возвращения чеченцев из ссылки, Зайнади входил в комитет по восстановлению Ауховского района, где являлся одним из лидеров движения. Боролся за возврат чеченских дворов, где проживали люди лакской и аварской национальности. Однажды он несколько дней поджидал в Москве картеж генсека СССР Л.И.Брежнева. Когда, наконец, картеж появился у Кремля, Зайнади подбежал к машине, в которой находился Брежнев, и попытался передать обращение чеченцев Дагестана к Генеральному секретарю. Но передать бумаги ему не дала охрана, а самого Зайнади задержали.
Зайнади всю свою жизнь работал в сфере торговли, в составе Хасавюртовского РАЙПО, долгое время занимал должность директора районного универмага, одного из крупнейших в то время магазинов города Хасавюрт.

Авайсов Мовлади Ибрагимович (1937-1993 гг.)

Мне кажется, что из всех моих братьев, Мовлади был самым скромным, немногословным, добрым, в то же время, очень строгим братом. Мовлади очень дорожил честью своего отца и всего рода Авайса-хаджи. Этим можно объяснить его строгость в отношении молодежи нашего рода, особенно женского пола. Отличительные черты его характера были: абсолютное отсутствие тщеславия и понимание того, что истинное счастье не зависит от материальных ценностей. Высокий, стройный и очень красивый Мовлади то же ушел из жизни рано, в возрасте 56 лет.

Авайсов Ваха Османович (1937-1995 г.)
Ваха всегда переживал за меня и проявлял заботу. Даже в армию он проводил меня сам, не доверив другим родственникам. Два дня мы вместе ждали моей отправки в войска на призывном пункте в Махачкале вместе с Хамзатом Бичаевым. Там же, на призывном пункте, они нашли офицеров (тогда их называли «покупателями»), которые приехали из Грозненского военного гарнизона за солдатами. Ваха и Хамзат договорились с ними, чтобы они включили меня в свой список для отправки в армию в Грозненский гарнизон. Вот так, благодаря этим двум моим братьям я попал в танковый полк города Шали ЧИАССР.

Бериев Олхазур Якубович (1932-2004 г)
Олхазур был очень добропорядочным человеком, поддерживающим родственные связи. У него была одна отличительная черта – он с особым пристрастием относился к своему внешнему виду, выглядел всегда опрятно и аккуратно. Больше двадцати лет Олхазур проработал начальником Госстраха по городу Хасавюрт.

Бериев Алимпаша Юсупович (1937–2012 гг.)

Как известно, по возвращении из ссылки на свою историческую родину, чеченцы были лишены права жить в своих собственных домах — об этом позаботилась власть, переселив представителей других народностей на исконно чеченские земли. Противоправные действия со стороны верхов рождали несогласие чеченцев-ауховцев, оказавшихся разбросанными по разным районам Дагестана, и вынужденных начать жизнь с чистого листа. Власть делала все, чтобы стереть историческую память о принадлежности чеченцам Ауховского района. Люди стремились на землю предков, но принимать какие-либо действия для этого было не только безуспешно, но и опасно для их свободы и жизни. Купить землю, или иметь прописку там, где они проживали до депортации, было невозможно. Стерли и названия чеченских сел: селению Лаькх-Отар (Яман-сув), откуда была депортирована семья Алимпашы, дали новое, уже лакское название Сушия. Только память и зов родной земли стереть из сердец людей так и не удалось. Чеченцы стремились на землю предков, однако, не смотря на Постановление Верховного Совета РФ от 26 апреля 1991 года №1107-1 «О реабилитации репрессированных народов», право на возвращение в собственные дома они так и не получили. Некоторым из чеченцев, решивших вернуться в родные села, приходилось выкупать свои земельные участки у лакцев — другого выхода не было. Так и Алимпаша одним из первых вернулся в свое родовое село, купив участок земли в селе Лаькх-Отар, где прожил до самой своей смерти.

Исмаилов Эльмурз Эльбзурович (1936-2001 гг.)

Отец Эльмурзы — Эльбзур Исмаилов приходился троюродным братом моему отцу. До высылки чеченцев в Казахстан и в Среднюю Азию в 1944 году, Эльбзур работал председателем, а мой отец секретарём сельского совета в посёлке Ярмаркино, в пригороде Хасавюрта. Мой отец ушёл на фронт в 1941 году, а Эльбзур остался на своей работе до февраля 1944 года, то есть до депортации чеченцев и ингушей.
Сам Эльмурз Исмаилов был выдающейся личностью, человеком жёстким, при этом честным и справедливым. Родился он 22 ноября 1936 года в селе Ярыксу-Аух Ауховского района, ДАССР.
В 60-е годы, до возвращения на родину, Эльмурз жил в Киргизской ССР, работал управляющим трестом «Киргизсельстрой» в городе Фрунза. По приглашению правительства ЧИАССР, вернулся на родину в 1974 году, и был назначен на должность начальника Чечено-Ингушского управления строительства (ЧИУС). Работал заведующим отделом Чечено-Ингушского обкома партии. Позже стал министром строительства Чеченской Республики-Ичкерия, заместителем председателя правительства Республики Ингушетия. После землетрясения в Армении, был направлен на восстановление разрушенных городов, работал заместителем начальника треста «Главарменюгстрой» при Совете министров РСФСР. По возвращении в Грозный стал начальником Управления строительства Чеченской Республики (ЧУС). Занимал этот пост в администрации Д. Дудаева, в Правительстве национального возрождения и в администрации Д. Завгаева. Эльмурзу Исмаилову по праву было присвоено звание «Заслуженный строитель Российской Федерации», также он был награжден орденами Знак Почёта, Трудового Красного Знамени, Дружбы народов.
До сих пор в Чеченской Республике ходят легенды про Эльмурза Исмаилова. Как рассказывают его бывшие подчиненные, автомобильные кортежи нынешних руководителей не идут ни в какое сравнение с кортежем Исмаилова. Когда Эльмурз ехал на совещание, его сопровождал 21 автомобиль «Волга» (в ЧИУС тогда входила 21 строительная организация).
Его бывшие подчинённые рассказывают: «У нас, его подчинённых, коленки дрожали от волнения перед совещанием». Когда он приезжал на какой-либо объект для инспектирования, ему открывали багажник автомобиля и оттуда, как правило, подавали резиновые сапоги. Он надевал эти сапоги и, не смотря на грязь, пыль и различный строительный мусор, как танк шёл по объекту, а его примеру следовала вся его свита. Ни одно маломальское упущение или небольшое нарушение не могло остаться не замеченным его опытным взглядом. У него было несколько неизменных правил на работе: когда он проводил совещание, никто не имел права отвлекать его, а если к нему в кабинет заходили небритые или неопрятно одетые работники, он сразу указывал на выход. Как-то раз, когда он проводил совещание, в его кабинет зашла секретарь, извинившись, она сообщила, что на проводе секретарь обкома партии просит его взять трубку. Эльмурз сказал секретарю: «Передайте, что у меня совещание», но через некоторое время секретарь вновь заглянула в кабинет со словами, что секретарь обкома партии настаивает на своём, тогда Эльмурз с грозным видом, своим басистым голосом повторил: «Скажите ему ещё раз, что у меня совещание». Для такого ответа обкомовскому начальнику, нужно было иметь мужество и дух, а этих качеств Эльмурзу было не занимать. В то время секретарь обкома партии был практически вторым лицом в республике. Любой руководитель, будь он на месте Эльмурза, забыв обо всем, бросился бы к телефонной трубке. Эльмурз не любил льстить и заискивать перед кем бы то ни было, а также не любил подобного отношения окружающих к себе. Несмотря на его строгость, а иногда и чрезмерную жёсткость, его очень сильно любили и уважали подчинённые и коллеги за честность, благородство и равное отношение ко всем людям, вне зависимости от чина и звания. Эльмурз никогда не давал в обиду своих подчинённых, помогал во всём, никогда ни в чем не отказывал. В ЧИУС не знали случаев взяточничества с его стороны — не брал и сам не давал.
Грозный был городом всей жизни Эльмурза Исмаилова: ему и своей любимой профессии он посвятил долгие годы своей трудовой деятельности. В список возведенных объектов Чечено-Ингушским управлением строительства под руководством Э. Исмаилова вошли тысячи завершенных строительств социального, промышленного, культурного, жилого назначения по всей территории региона. Строить приходилось много. А спустя годы спасать свой любимый город, превращенный бомбежками в сплошные руины и пепел.
Во время первой чеченской войны я дважды был у Эльмурза с разными поручениями от оргкомитета Национального Совета чеченцев-аккинцев Дагестана. В 1995 году меня пригласили в оргкомитет председатель Национального Совета чеченцев-аккинцев Дагестана Эрсмурз Нуцалханов и главный редактор чеченской газеты «Нийсо» Зайнди Аблиев. Они попросили меня поехать к Эльмурзу и убедить его переехать в город Хасавюрт, где у него было много родственников, да и собственный дом на улице Юго-Западная, где можно было бы дождаться окончания военных действий.
Они боялись за его жизнь, так как Эльмурз был личностью авторитетной и он, естественно, был нужен своему народу. Я тогда взял с собой Хамзата Гусейнова, и мы поехали в разбитый войной Грозный. Эльмурза мы застали у себя в квартире, в полуразрушенном пятиэтажном доме по улице Пушкина. Нашу просьбу о возвращении его домой, хотя бы временно, он не захотел даже слышать. Мы видели в его глазах боль и слёзы за Грозный, которые в силу своего характера он старался нам не показывать.
Эльмурз не поддавался ни на какие уговоры о переезде в более спокойное от войны место. Оставить город для него было равносильно тому, что и бросить собственных детей на произвол судьбы. Он знал каждое здание родной столицы, каждую её улицу, мосты, набережные, которые когда-то росли под умелыми руками инженеров-строителей, и которые в один миг беспощадно разрушила война. Нестерпимой болью отдавалось в его сердце, открывавшееся страшное, непостижимое сознанию нормального человека, а тем более разуму человека-созидателя, зрелище из обломков, когда-то по кирпичику выстроенного под его руководством цветущего города.
Но даже разгромленный, безжизненный Грозный, он не покинул, будто боялся, что если он уйдет, то произойдет еще более худшее, то, что он не сможет пережить. Так и остался со своим городом, пережидая бомбёжки и обстрелы в подвале своего дома, подвергая свою жизнь большой опасности.
Вторая наша поездка с Хамзатом состоялась в 1997 году по просьбе оргкомитета чеченцев-аккинцев Дагестана. В этот период должны были пройти выборы на должность главы г. Хасавюрта. Оргкомитет предлагал выдвинуть на этот пост Эльмурза Исмаилова. С этим предложением мы отправились в Грозный к Эльмурзу, от которого он отказался также как и от предыдущего. Эльмурз Исмаилов был тогда назначен руководителем вновь воссозданного Чеченского управления строительства. Как он нам объяснил, президент Чечни Д. Завгаев предлагал ему в то время занять пост председателя правительства республики, также ему поступали и другие солидные предложения о высоких должностях, от которых он также отказался. Он сказал, что будет восстанавливать свой любимый город, разрушенный войной, и эту работу он не променяет ни на что на свете.
Ушел из жизни Эльмурз в день Уразы байрам, 16 декабря 2001 года. Он был достойным сыном своих предков и примером для подражания для всего нашего рода. Ушёл, не оставив после себя никаких земных благ и богатств. Осталось только его благородное имя и народное звание легендарного человека.
В целях увековечивания памяти Эльмурза Исмаилова в 2002 году Указом Главы Администрации ЧР А.А. Кадырова, улица Калашникова в Грозном переименована в улицу имени Э.Э. Исмаилова. Этим же указом Ордена Дружбы Народов Чеченское управление строительства переименовано в Чеченское управление строительства имени Э.Э. Исмаилова. Кроме того, за имеющиеся заслуги перед столицей Чеченской Республики в 2002 году, решением Совета депутатов города Грозный на доме №9 по улице Пушкина, где жил Э.Исмаилов, в память о нем установлена мемориальная доска.

Заитов Абдулмажид Ног1мурзович (1929-2002 гг.)
Абдулмажид в 1944-1946 гг. учился в мореходном училище в г. Баку. После окончания училища, продолжил службу на северном морском флоте и дослужился до звания капитана. Абдулмажид с хриплым и командным голосом, был физически здоровым и мужественным человеком. В нашем роду его звали просто Междом.
В 60-70-е годы, в период отставки, Межд работал в Хасавюртовском горторге заведующим складами. В ту пору эта должность считалась престижной и была довольно прибыльной. Во время одного из моих визитов к Между, он рассказал очень интересный случай из своей жизни. В годы его работы в горторге города Хасавюрта, его привлекли по какому-то уголовному делу, то ли в роли свидетеля, то ли в роли подозреваемого. Вёл дело следователь Шалинской прокуратуры ЧИАССР. По его повестке Межд приехал из Хасавюрта в Шалинскую прокуратуру в указанные в повестке день и час. Предупредив следователя о своем приезде, он просидел в коридоре несколько часов, и следователь, вышедший из кабинета, вдруг заявил: «Мне сегодня некогда, приходи завтра в девять часов утра». Межд приехал и на следующее утро. Спустя несколько часов ожиданий Межда, следователь, как и в предыдущий раз, с папкой вышел из кабинета: «Приезжай завтра в девять утра, мне нужно срочно ехать в Грозный». Межд с невозмутимым видом встал, подошёл к следователю и вежливо спросил: «Ты можешь на минутку зайти в кабинет? Я кое-что хочу сказать тебе». Следователь согласился, возможно, подумал, что ему предложат взятку. Он вернулся в кабинет и сел в своё кресло. Межд сел напротив него и спокойно задал ему два вопроса: «Ты нохчо? Откуда ты родом?». Следователь ответил с гордым воодушевлением: «Конечно, я нохчо, и родом я из Шали, а почему ты спрашиваешь?», а Межд сказал: «Да, возможно, ты относишь себя к нохчи, а теперь я поведаю тебе о твоем же происхождении. Я чистокровный нохчо, и мой предок по имени Саду, основатель Устрада-Г1ала. Однажды он получил послание, через гонца от цыган, которые выпрашивали земли для себя…» и рассказал ему историю про миграцию цыган. В завершение своего рассказа он также спокойно, но неожиданно для следователя добавил: «И сегодня я убедился, что та лошадь упала именно в этой местности. Ты не нохчо, ты тот, который пришёл на чеченскую землю, а те цыгане и есть твои предки. Если бы в тебе текла хоть капля чеченской крови, ты бы имел «г1иллакх», «яхь» (уважение) ко мне, как к гостю, тем более, зная, какое расстояние я преодолеваю, чтобы добраться сюда. И быть мне таким же цыганом, как и ты, если я еще раз переступлю этот порог». Межд вышел, громко хлопнув дверью, и в прокуратуру больше не возвращался

Юшаев Рукман Гусейнович (1934-2008 гг.)
Добрейшей души человек. Всю жизнь прожил честно и благородно. Работал часовым мастером в мастерской своего брата Тахира.
Юшаев Тахир Гусейнович (1931–1976 гг.)
Тахир и Рукман сыновья от первого брака моей родной тети по отцу Курсум. Тахир был хорошо сложен физически, занимался тяжелой атлетикой. Работал он заведующим сетью часовых мастерских в Хасавюрте. Из жизни он ушёл в расцвете сил, в возрасте 45 лет, оставив после себя несовершеннолетних пятерых сыновей и дочь. Юшаевы относятся к тейпу барчхо, и возможно, что геналогическое древо их фамилии пересекается с древом Беркхана. Однако, для того, чтобы включить их в состав нашего древа, не было найдено то самое звено в цепочке, соединяющее фамилию Юшаевых с потомками Беркхана кровным родством. В этом мне могли бы помочь только наши старики, из которых, к сожалению, в живых в настоящее время никого не осталось. Если в будущем будут найдены достоверные сведения, то можно будет дополнить древо данной инфомацией.

Байтазиев Батырхан Битиевич (1944-2002 гг.)
Батырхан сын от второго брака моей тети Курсум. Батырхан был очень добрым и обаятельным человеком, всегда с улыбкой на лице, умел расположить к себе людей. Он всегда поддерживал родственные связи и очень часто приходил навестить моего отца. В его поступках проявлялось уважение, особая теплота и забота по отношении к моему отцу. Батырхан всегда занимал руководящие посты в разных ведомствах. Он работал начальником Сулакской ПМК, начальником ЖКХ Хасавюрта, заместителем Администрации города Хасавюрт. При необходимости он всегда оказывал необходимую помощь и посильную поддержку нашей семье.

Эпилог
Старейшины нашего рода всегда говорили, что чистокровные барчхо отличаются своей скромностью, богобоязненностью, порядочностью и честностью во всех отношениях. Честь и благородство для барчхо выше и важнее материальных ценностей и люди этого тейпа никогда не променяют духовные богатства на мирские, они не станут стремиться к высоким должностям, праздности и наживе любым путем. Эти качества отличают настоящего барчхо от того, кто себя таковым называет. От стариков мы слышали, что некоторые семьи в нашем селе причисляют себя к нашему тейпу, не имея при этом принадлежности к Барчхо.
С детства старики закладывали в нас доброжелательное отношение к людям. Они были убеждены в том, что любой человек, как творение Всевышнего, заслуживает уважения, вне зависимости от его вероисповедания, социального статуса и уровня благосостояния. Такие нравственные установки помогали в формировании нашего мировоззрения и являлись очень важным воспитательным аспектом, актуальным во все времена. А потому, эти слова назидания хочется передать и молодому поколению нашего рода, с тем, чтобы они были достойны предков рода Беркхана и Авайса-хаджи, жили так, чтобы на них равнялись их потомки, всегда стремясь быть лучше. Если удастся сохранить эту тонкую связь между поколениями, то основную цель моей работы, можно считать достигнутой.

Автор публикации

не в сети 5 лет

gilani

5

Комментарии: 0Публикации: 1Регистрация: 16-02-2020

Регистрация!

Достижение получено 16.02.2020

Выдаётся за регистрацию на сайте www.littramplin.ru